подчинению их деятельности. Уже последние неудачные походы на Новгород, Киев, волжскую Болгарию показывают, что крупные феодалы Суздальской земли были настолько недовольны своим «властелином», что предпочитали поражение победе Андрея. Конечно, не сами походы, а собственное экономическое и политическое могущество, сдерживаемое и ограничиваемое Андреем, было тому причиной. Вся дальнейшая политика ростовских и суздальских бояр, организовавших съезд сразу после смерти князя, скоропалительное приглашение заранее намеченных кандидатур на вакантный стол, ожесточенная трехлетняя борьба с другими претендентами и, наконец, призвание «оккупационных» войск из Рязани абсолютно точно показывают на то, кто создавал, вдохновлял и направлял заговор, целью которого было устранение Андрея как носителя идеи прекращения центробежных сил и противника развития дальнейших феодальных свобод, ведущих к полной анархии. Ростово-суздальское боярство было основной, решающей силой в деле уничтожения этой политики и ее главного вдохновителя и организатора.

В первый период борьбы с княжеской властью, до захвата Владимира пришлыми князьями, ростово-суздальское боярство поддерживалось и владимирскими феодалами. Вскормленные своим сюзереном, они очень быстро стали понимать выгоду политической самостоятельности и «сдерживающего» начала княжеской власти. Кроме того, и это надо иметь в виду, владимирская феодальная корпорация состояла не только из служилых мелких и средних землевладельцев. Хотя ростовские бояре называли владимирцев «младшей» дружиной, в нее входило определенное число местных бояр. Через два года после убийства Ростиславичи недалеко от Владимира, в районе Боголюбова, разграбили множество боярских сел. Все это показывает, что владимирские феодалы по своей природе ничем не отличались от ростовских и суздальских. А следовательно, им также были присущи все стремления к полной независимости от княжеской власти. Более того, несмотря на всю «скромность» и лаконичность описания, летописец указывает, что убийцы были теснейшим образом связаны с определенными кругами феодалов не только Владимира, но и Боголюбова. Сразу после гибели Андрея, наутро, они «почаша совокупити дружину к собе», в результате чего «скупиша полк» боголюбский.[321] Сбор в предельно короткое время местных феодалов показывает, что, во-первых, они полностью были согласны с действиями непосредственных исполнителей убийства, на защиту которых выступили с оружием в руках, и, во-вторых, дружине были известны заранее планы в отношении Андрея. К владимирской дружине, опасавшейся нападения на город боголюбского полка, заговорщики обратились со следующими словами: «. ти что помышляете на нас? А хочем ся с вами коньчати (т. е. заключить договор. — Ю. Л.). Не нас бо одинех дума, но и о вас суть же в той же думе!»[322] На этот призыв владимирцы ответствовали: «Да кто с вами в думе, то буди вам, а нам не надобе!» Затем владимирцы «разиидошася и вьлегоша грабить».

Интересна политика местного духовенства в момент убийства Андрея. Обращает на себя внимание, что клир Успенского собора Владимирской богоматери, несмотря на все княжеские благодеяния, был весьма равнодушен к участи своего фундатора и патрона. Только через четыре дня (как указывает Лаврентьевская летопись, подвергнутая многочисленным редакциям сводчиками из числа духовенства той же церкви) за трупом князя прибыл Феодул, «игумен Святое Богородици Володимерьское с клирошаны, с Луциною чадью».[323] До этого останки Андрея будто бы находились в церкви Боголюбова. Ипатьевская летопись, где отразилась другая редакция рассказа о событиях 1174 г., сообщает еще более разительные подробности. Труп Андрея, лежавший на огороде, принес в церковь мирянин. Только на третий день останки князя были отпеты игуменом Боголюбского монастыря Арсением. Весьма показательно, что последний действовал так без какого-либо приказа со стороны владимирского духовенства. Обращаясь к своему клиру, он так и заявил: «Долго нам зревшим на старейшие игумени (т. е. на церковников Успенского собора. — Ю. Л.) и долго сему князю лежати? Отомькни (те ми) (божницю), да отпою надь ним, вложимы и любо си в буди гроб. Да коли престанеть злоба си (так!), да тогда пришед из Володимеря и понесуть и тамо». Как указывает Ипатьевская летопись, они прибыли за Андреем лишь в пятницу, да и то не по своей инициативе, а по приказанию каких-то «володимерцев». Все это заставляет предположить, что крупное владимирское духовенство отнюдь не было дружественно настроено по отношению к Андрею. Если оно и не участвовало непосредственно в заговоре против князя, то, видимо, вполне сочувствовало той феодальной смуте, той «злобе», которая была направлена против княжеской власти.[324] Таким образом, Андрей в последние годы не имел поддержки не только среди бояр Ростова и Суздаля, но и среди светских и духовных феодалов Владимира.

Определение решающей силы, которая из-за своего классового содержания принципиально была враждебна княжеской власти, проводившей политику стабилизации, дает возможность более точно осветить и вопросы, связанные с заговором, ибо в нем безусловно принимали участие не только те, кто убил Андрея.

Пожалуй, самый сложный вопрос о заговоре — это информация о его существовании. Знал ли кто-нибудь о возникновении сговора, направленного против князя? При анализе летописных текстов мы сталкиваемся с невероятным на первый взгляд сообщением. Сам Андрей знал о заговоре. Уже один из фрагментов сообщения Ипатьевской летописи настораживает. Кузьмище Киевлянин, плача над убитым князем (древнерусский плач содержал элементы эпитафии), в причитании говорил: «Господине мои како еси не очютил скверных и нечестивых пагубоубииствених ворожьбит своих идущих к тобе?»[325] Из этой фразы как будто становится ясно, что Андрей должен был распознать своих врагов, таящих против него злой умысел. Следовательно, Андрей догадывался или предполагал о существовании врагов здесь в Боголюбове? Это предположение, на первый взгляд совершенно неправдоподобное — князь знал о грозящей опасности, но ничего не предпринял, — подтверждается еще одним фактом. Процитированная выше фраза имеет продолжение. В своем плаче Кузьмище Киевлянин, обращаясь к мертвому князю, говорит: «како ся еси не домыслил победити их», своих убийц, подобно тому как Андрей «побежая полкы поганых Болгар».[326] Итак, князь имел время и возможность разгромить своих внутренних врагов — заговорщиков, подобно тому как он неоднократно громил внешних врагов — болгар. В начале сообщения об убийстве князя читаем: «князь же Андреи вражное убийство слышав напереде до себе, духом разгореся божественным и ни во что же вмени [въмени — X. П.]».[327] Таким образом, Андрей знал заранее о готовящемся заговоре и убийстве, но специально не предпринял никаких действий, чтобы принять мученическую кончину. Но, может быть, подобное заявление принадлежит перу южного летописца, ибо цитата взята из Ипатьевской летописи? На самом деле эту цитату находим и в Лаврентьевской летописи. Лаврентьевская летопись дает следующее чтение: «и (т. е. Андрей. — Ю. Л.) вражденое [враждебное — Р. А.] убийство слышав напереди до сего, духом божественным разгоревся, и ни во чтоже вмени.»[328] Итак, здесь то