— Мне нужно немного денег, понятно?

— Ты не найдешь там никаких денег, — сказала бабушка, но по тревоге в ее голосе я предположил, что она лгала. Я вскрыл крышку, и обнаружилось, что это правда. Поверх пачки старых фотографий лежал какой-то беловато-коричневый порошок в пластиковом пакете. Я никогда еще в жизни не видел так много ширева.

— Что, черт возьми, это...

— Руки прочь оттуда! Убирайся! Чертов вор!

Она внезапно лягнула своей костлявой, хилой ногой и угодила ей мне сбоку в лицо. Больно не было, но это шокировало меня. Ее ругань шокировала меня даже еще больше.

— Ты чертова старая.... — я поднялся на ноги, махая пакетом у ее вытянутых рук. — Лучше вызовем смотрительницу, бабушка. Ей будет интересно на это посмотреть.

Она горько усмехнулась и села на кровать.

— У тебя есть шприц? — спросила она.

— Да, — сказал я.

— Тогда приготовь укол, приведи себя в порядок. — Я начал делать так, как она сказала. — Но как, бабушка? Как? — спросил я, одновременно успокоенный и пораженный.

— Эдди, моряк из Торгового Флота. Он вернулся сюда с подсадкой. У нас были связи. В доках. Деньги были хорошие, сынок. Дело в том, что я продолжала покупать оптом, и теперь вынуждена продавать молодым, чтобы держаться. Деньги только вперед.

Она покачала головой, тяжело взглянув на меня.

— На меня работает пара молодых ребят, но эта толстая дура внизу, смотрительница, начинает что-то подозревать.

Я понял ее намек. По одежке протягивай ножки.

— Бабушка, может мы сможем вместе заняться этим?

Животная враждебность на ее маленьком, исхудалом лице растворилась в едва уловимой усмешке.

— Ты же вылитый Аберкромби, — сказала она мне.

— Да, вылитый, — признал я с тошнотворным пораженчеством.

Дом Глухого Джона был странный. В нашей округе, по правде говоря, всегда были запущенные дома, но ничего похожего на дом Глухого Джона. Для начала, в этом доме вообще ни хрена не было, никакой мебели или чего подобного. И ничего на полу, даже линолеума. Только холодная черная плитка, какая есть в каждом доме, а включить отопление под ней никто даже и не утруждал себя.

В доме Глухого Джона из всех вещей было только одно кресло, в котором в гостиной сидел его дед. Там же находился ящик, на который был поставлен телевизор. Старый хрыч только и делал, что сидел там, смотря телевизор сутками напролет. У его ног всегда валялось множество бутылок и пивных банок. Этот безумец должно быть и спал в своем кресле, потому что в доме был лишь один матрас, и он лежал в комнате Глухого Джона. Там не было кроватей или чего-то такого.

Единственными существами, водившимися в доме, были белые мыши. Они во множестве шныряли повсюду. Глухой Джон по-настоящему любил белых мышей. Он купил их в Зоомагазине Дофо, отнес в дом и выпустил. Он бывал у Дофо каждую субботу. Когда в магазине просекли, что здесь что-то неладное, они послали его далеко и надолго. Несмотря на это, он нашел выход из положения и просто давал одному из нас деньги, чтобы мы пошли туда и принесли ему мышей.

Так что мыши повсюду бегали свободно. Они размножились, суетливо сновали по квартире, гадя на черные плитки. Иногда он травмировал их. Некоторых давил до смерти, а одну ударил так, что сломал ей обе задние лапки. Она привыкла ползать по полу на передних. Мы всегда чертовски веселились, глядя на нее. Хотя именно она была любимицей Глухого Джона. Ты мог раздавить любую из этих маленьких тварей, но этой он не позволял коснуться.

Мы не называли Глухого Джона Глухим Джоном, потому что чувак был глухонемой. То есть глухим-то он был, но не в этом была главная причина. Это случилось потому, что среди нас были Джон Хайслоп и Джонни Патерсон, и надо было избежать путаницы. Вот в чем дело. Глухой Джон мог только сказать свое имя и то, что он глухой. Когда он переехал в этот район, в квартал Рэба, к нему подходили и спрашивали: «Как твое имя, приятель?» И он отвечал: «Джон». Иногда ему говорили что-то еще, но он просто касался своего уха и уходил со словами: «Я глухой».

Глухой Джон, так и повелось.

Каждый чувак в округе знал его как Глухого Джона. Парень, водивший нас на футбол на Спортинг Пилтон, привык говорить: «Я хочу, чтобы Глухой Джон закрывал в атаке всю бровку. Я хочу, чтобы вы подыгрывали Глухому Джону. Помните, подыгрывайте Глухому Джону. Никто не может бежать так быстро, как Глухой Джон». Он действительно был сильным и все такое. Он чертовски психовал, если кто-нибудь исподтишка хватал его сзади, но это было единственным способом остановить Глухого Джона. Его сила и скорость были нереальными, поверьте мне.

Глухой Джон никогда не ходил в школу. Там просто не знали, что он существует. Конечно, Глухой Джон должен был ходить в одну из этих специальных школ, для глухих, типа этой большой шикарной на Хэймаркет, но он вообще никуда не ходил. Каждый раз, когда один из нас прогуливал, то как пить дать встречался с Глухим Джоном.

Мы все привыкли шататься по его дому. По-настоящему это было, типа, пустой тратой времени, но мы так мало видели в те дни, что никогда об этом не беспокоились. Дом Глухого Джона стал нашей базой, нашей штаб-квартирой. Его старый дед никогда никого не донимал, просто сидел, смотря телевизор и попивая пиво из банки. Он тоже был глух.

Однажды, когда наша компания была там, бесцельно слоняясь по дому, мы заметили отсутствие Глухого Джона и моей сестры. Мы поднялись по лестнице и услышали шум, исходящий из большого шкафа в стене, где стоял бак с водой. Когда мы открыли дверцу, то увидели этого урода Глухого Ебаного Джона и мою сестру. Они, мать их, обнимались и целовались, и Глухой Джон вытащил наружу свой конец и запустил руку под ее юбку.

Теперь-то ее называют шлюхой, и это заставляет меня чувствовать себя правым на все сто, когда я вспоминаю об этом, двух мнений быть не может. Я оттащил ее в сторону и толкнул вниз по лестнице, сказав ей убираться на хуй. Она ругалась как черт, а что же еще ей оставалось, и тут меня как громом поразила мысль: а что если старик знает об этом?.... Но я в любом случае ударил Глухого Джона в лицо и мы начали драться, что было чертовски плохим ходом с моей стороны, из-за силы Глухого Джона. Он повалил меня, уселся сверху и стал дубасить, колотя мою голову о черную плитку. Я полагаю, что именно в этот момент мне пришло в голову, насколько Глухой Джон старше меня. Это не из-за огромных размеров его члена, так и болтавшегося из штанов, пока этот козел сидел на мне, или его яиц, покрытых волосами. А больше из-за волосни на его лице, и его силы. Несмотря на его маленький рост, до меня дошло, что Глухой Джон не был того же возраста, как все остальные из нашей компании. Ему, возможно, было шестнадцать, возможно даже больше. Когда я осознал это, вот тогда у меня действительно сыграло очко. У меня глаза полезли на лоб, мне было только, типа, одиннадцать, и все вокруг кричали: «Ему достаточно. Оставь его».