– Запчасти мы заменили – большую часть, конечно, – так что установить, откуда доставлен вертолёт, будет можно, но несколько сложновато, – говорил при заключении сделки полковник Доронин, умный и властный мужик, прошедший все горячие точки и абсолютно убеждённый, что от государства он не дождётся ничего, кроме внезапного увольнения.

Заяц кивнул – он хорошо помнил, как недавно на Камчатке в тундре нашли брошенный вертолёт, который пролежал там не менее полутора лет. Назначенное расследование показало, что вертолёт этот нигде не был произведён—ни один авиазавод не выпускал машину с такой комбинацией номеров. Причины падения тоже были очевидны – в турбинах обнаружилась мелкая неисправность, которая требовала заводского ремонта. И когда командир это понял, он посадил машину на первую попавшуюся удовлетворительную площадку – и, скорее всего, просто бросил её, уйдя пешком к ближайшему населённому пункту, а ещё вернее – вызвал по спутниковой связи другой вертолёт, который эвакуировал и его самого, и его груз. «Восьмёрку» же пришлось бросить, потому что при отсутствии документов такой сложный ремонт на Камчатке произвести бы не удалось.

– Это-то понятно, – хмыкнул Заяц, – а вот что делать с радарными станциями и приборами опознания «свой – чужой»?

– А ничего не делать, – хмыкнул Доронин, – большой военной тайны я тебе не выдам, если скажу, что от Хохотска до Умикана никто за воздухом на высотах до шестисот метров не следит. Ты выше и не лезь. Главное – не падай. Тут уж тебе помогать никто не будет – лучше сожги машину и уходи пешком. Но девочка эта налёта почти не имеет – всё ждала, когда ей придётся штурмовать китайские колонны, лезущие из-за Амура. Дождалась, – с горечью Доронин хлопнул стакан водки, – теперь поработает на народное хозяйство. В твоём лице, Заяц. Ты уж не обижай эту блядь…

Восемь лет Костя Заяц ухитрился пролетать без значительных происшествий и даже однажды тайно сделал капитальный ремонт двигателей – пригнал вертолёт на бреющем полёте в военный город М., где за четыре дня и три ночи ему перебрали едва ли не всю машину. С мелочами справлялся сам. И поэтому хорошо знал проблему, с которой мы столкнулись, – квалифицированных авиамехаников было мало, все они ценились на вес золота, и в Орхояне таких не было точно. Но знал Заяц и другое: чтобы разобрать самолёт заведомо неизвестной конструкции, не обязательно быть авиамехаником, можно быть просто очень смекалистым в техническом отношении человеком.

Списанной с борта команде «Директора Быкадорова» Заяц не очень доверял. Просто так людей с борта не снимают, и уж тем более не высаживают в такой дыре, как Орхоян. Хотя оба механика, которых выловил на «кильдымах» Зимгаевский, производили впечатление довольно грамотных ребят. Конечно, рожи – не дай бог ночью в переулке встретить, но профессиональные качества от рожи не зависят, верно? Единственное, что его по-настоящему беспокоило, так это то, что оба механика ремонтировали авиацию на судах. А большое судно, такое, как ледокол или плавбаза, – это целый город, и даже немного больше. В этом городе не надо искать нужный станок или бегать по магазинам, выискивая необходимую железяку. Там всё сконцентрировано в одной точке и выдаётся по первому требованию. Маслопровод – получите, распишитесь! Муфта соединительная с двумя внутренними байонетами из нержавейки? – какие проблемы, выточим на станке с ЧПУ! А там – тайга с тундрой напополам, станков с ЧПУ не водится. Но для такого случая и предполагался туда, к этой бандитской парочке, сам Зим, человек, который мог всё что угодно придумать, а кое-что из этого – даже сделать.

На всякий случай Заяц велел механикам поселиться в своём вертолёте, чтобы снова не ушли в загул, и даже съездил на своём УАЗике к их бывшим шалавам, поколоченным и заплаканным, забрать вещи. Вещей у механиков оказалось немного – два жёстких чемодана, и у каждого – по тяжёлому мешочку с личным инструментом, что сразу довольно сильно подняло эту на первый взгляд бросовую публику в глазах Зайца. Настоящий мастеровой никогда не полагается на чужой инструмент, предпочитая везде, куда его ни бросает жизнь, оказаться с набором своего.

Из чемоданов механики тут же вынули горелку для чая, мятый котелок, кружки и расчерченную доску для игры в нарды. Через минуту из вертолёта послышался стук падающих костей. И только потом Заяц сообразил, что за все полдня общения ни один из механиков не произнёс ни слова, за исключением ответов на прямо поставленные вопросы. Да и отвечали они – правильно, но односложно, как-то линейно, по-военному. Друг с другом они вообще не разговаривали.

«Ну да и хрен с ними, – решил Заяц. – Зиму с ними возиться». А он даже ламутов терпит.

С точки зрения Зимгаевского, операция по поиску и извлечению «Strato Scout’а» из Хребта немногим отличалась от любой экспедиции, каких ему приходилось организовывать великое множество. Экспедиция начиналась со списков, огромное разнообразие которых хранилось у Зима в его чрезвычайно вместительном компьютере. Я не удержался, профессиональный интерес взял верх, и тщательно осмотрел его машину. Тачка была – считай что мечта офис-менеджера – абсолютно ничего лишнего! Кроме огромного объёма нескольких жёстких дисков, на которые Зим скачивал замечательные фотографии всяких гиблых мест, в которых ему, воленс-ноленс, приходилось бывать. Зим заставил меня тщательно прочитать и письменно заверить списки снаряжения и питания группы, хотя с монтажниками на месте работ (он предпочитал говорить «на точке») оставался он сам. Списки снаряжения, несмотря на то что я в них ничего не понимал, производили на меня совершенно чарующее впечатление. От списков палаток, рюкзаков, спальных мешков, топоров различных конструкций, комплектов спецодежды, карабинов и фалов различного диаметра, таганов, аккумуляторов, диметилфталатов и всего остального, включая гвозди различной длины и диаметра, осязаемо пахло приключениями и дальними странствиями. Наверное, в нас, европейцах греко-романской цивилизации, такое отношение к спискам навсегда поселил Гомер – своим знаменитым списком кораблей из дошедшей до нас «Илиады». Собственно, когда-то этот список заставила меня прочесть не школьная учительница – убивал бы я школьных учительниц, которые из-под палки заставляли учить Гомера, а гораздо более позднее увлечение Осипом Мандельштамом уже в аспирантские годы.

Зим не был Гомером, но списки составлял едва ли не автоматически. Кстати, в его библиотеке, собранной в странном доме «морского» типа с окнами на берег моря, я нашёл не только Гомера, Гумилёва и Мандельштама, но и ещё очень много всего интересного. Странное ощущение у меня создавалось – Зим, безусловно, был не просто нашим ровесником, но и человеком «из нашей авоськи» – он и мы читали те же самые книги, смотрели те же фильмы, а образован он был энциклопедически. Судя по некоторым обмолвкам, в середине девяностых ему пришлось довольно долго жить за рубежом – в Великобритании, но он об этом никогда не рассказывал. На «материке», как здесь было принято называть всю Россию к западу от Орхояна, у него были какие-то жёны и какие-то дети. Мне было совершенно непонятно, что заставило его похоронить себя в этом совершенно глухом углу, занимаясь организацией убийства диких зверей для нуворишей и возясь с этими, такими же совершенно дикими ламутами, которые, притом, на глазах продолжали дичать.