И «доцент» решительно пошёл к вертолёту, который, судя по всему, и был его настоящим домом.

Через три минуты общения владелец подпольного вертолёта сообразил всё:

– Значит, вы хотите вывезти этот самолёт сюда. Без меня вам, понятное дело, не обойтись. Ну а тут уже я бы его на какую-нибудь баржу перегрузил. Которая в Николаевск обратно пойдёт. Кстати, если вы его буржуинам собираетесь толкнуть, то его прямо в море можно с баржи на корабль перегрузить.

– Ага. Я тоже об этом подумал, – кивнул Зим. – Ни таможни, ни налогов.

«Ух ты, как. А мне ведь вчера ты об этом не сказал».

Зим вновь будто прочитал мои мысли:

– Ты просто не привык к здешней жизни. Ни одна импортная лодка, ни один иностранный мотор здесь, в Орхояне, никогда не проходили ни одной таможни. Все они сгружены в море с корабля на корабль, за пределами двенадцатимильной зоны.

– А погранцы?

– Что – погранцы? Тебя встретил Гоминдан – вот это и есть наши погранцы. Основная задача наших погранцов – это чтобы сюда не попал кто ненужный с материка – журналюга, к примеру, или ещё кобра какая.

– А вы точно знаете, что он лежит здесь, на Хребте? – внимательно поглядел на меня «доцент».

– Совершенно точно. Причём в радиусе десяти километров, как мы вчера установили, – ответил вместо меня Зим.

– За бочкой пенного установили, – в устах «доцента» это не выглядело укоризной. – Место-то на карте ткните?

На полу вертолёта мигом появились три карты – последние кроки, нарисованные Сабуровым, карта Зима и карта «доцента».

– Стало быть, здесь – на узле Обручева, – забубнили в голос Зим с Зайцем, принимаясь водить по карте: один – линейкой, а другой – длинным пальцем. – Место хреновое, высоты… Цирк, распадочков уходит, как пальцев… Во геодезисты мудаки, надо же в такую дыру упереться – наверное, с бодуна были, как мы сегодня… Да, здесь, конечно, в каньонах, авиакрыло могло завалиться, хрен кто нашёл бы… Лететь здесь придётся очень осторожно, особенно подходы корявые – гляди, ущелье какое мерзкое, и высо́ты около пятисот метров. Мне выше шестисот на моём вертоплане подыматься очень нежелательно. А тут встречные ветра, как шибанёт об стенку…

Что меня поразило, так это то, что Зим разговаривает с пилотом почти на равных – он так же уверенно оперировал всякими авиационными понятиями, как «тангаж», «шаг лопастей», «расчётная дальность» и так далее. И в который раз за эти два дня я подумал – а кто был Александр Зимгаевский в прошлой жизни?

– Тут есть ещё одна проблема, – искоса поглядел Зим на «доцента». – Ребята, сам понимаешь, москвичи, они Орхоян только на карте видели.

– Ну а тот, который самолёт нашёл, он, что, им ничего не рассказал?

– Тот был в Орхояне чуть не в шестидесятые годы. Про нынешний Орхоян он знать ничего не знает. Ребята хотят ведь как – найти самолёт, описать его, сделать фотографии, а затем отправиться по всему миру в поисках механиков, которые его на части разберут, перед тем как вывезти. Я прикидываю – на то, чтобы этих механиков найти, да привезти сюда, как минимум месяц уйдёт. Закинуть их в тайгу, да ещё поглядишь, какие они в тайге механики будут…

– Ты что-то имеешь в виду? – сощурился Заяц.

– Я тебя имею в виду. Ты без малого десять лет летаешь на своём «воздушном голландце». Сейчас в работе простой, ты мог бы этим делом сам и заняться… Впрочем, я ведь от себя это говорю, товарищи могут иначе решить…

Зим говорил совершенно уверенно, он уже распоряжался процессом, и видно было, что привык он действовать так, а не иначе. Пока меня всё это устраивало, и я не собирался пытаться жёстко руководить этой запорожской вольницей. Тем более что эти двое, несмотря на видимую разницу, были одного поля ягоды и таких руководителей, как я, привыкли, не задумываясь, выкидывать за борт.

– Я, конечно, позвоню сегодня вечером в Москву, – попытался вставить я, но тут Заяц решил взять реванш за молчание.

– Не, сам я не могу. Сейчас пойдут заброски бригад по побережью. Но тут такой пасьянс складывается – в точности в вашу пользу. Пять дней назад сюда траулер принесло – «Директор Быкадоров». Отстаивался на рейде, несколько моторов нам продал. Там у него что-то с командой случилось, они пять человек на берег списали и здесь, в Орхояне, высадили. С билетами до Хабаровска.

– Как «рыбака» зовут? «Директор Быкадоров»? Чуть ли не Лой Быканахов, хм-м… А кто кэпом на нём?

– Ничего не знаю, кроме одного…

– То, что он – садист? И я о том же. Надо же – списать народ на берег в Орхояне… Они здесь до сентября могут застрять.

– Да я не о том. Они здесь узнали, что есть вертолёт…

– И попытались его захватить? Понятно, чего этот Лой Быканахов от них избавился. Только ему надо было их на остров Ионы[3]высадить.

– Да заткнись, трепло. Нет. Двое подходили ко мне, спрашивали – не нужны ли механики. Они раньше на плавбазе авиамеханиками работали. С «Ми-2» и с «Ми-8». Ты бы их нашёл, подогнал ко мне, я с ними поболтаю… Попробую определить, годятся ли они для такой работы. Кстати, вы знаете, что это за самолёт-то? – «Доцент» поднял на меня круглые, как у Леннона, стёкла очков.

Я полез в портфель за бумагами. Технологические схемы «Invader FA-26 C Strato Scout» были у меня с собой, так же, как и его важнейшие характеристики.

– Угу, – углубился в чтение «доцент». – Ничего себе птичка. Масса пустого – десять тонн. Размах крыла – двадцать два метра. Видимо, пытался уйти на берег моря через эти распадки и дотянуть до Умикана. Умикан тогда уже был на свете, и взлётная полоса там достаточная… Не вписался в долину. Но двоих вам, наверное, хватит. Самолёт – он ведь вам не автомашина. У него масса распределена по объёму так, чтобы удельный вес был как можно меньше. Поэтому ворочать там все эти железки будет не очень сложно. Главная проблема – это фюзеляж. Если его удастся облегчить до трёх тонн, то я его вывезу на берег моря – здесь до него всего пятнадцать кэмэ – и поставлю прямо на баржу, которую надо подогнать к условленному времени…

– В общем, так, Москва. – У Зима была манера улыбаться одной нижней половиной лица, глаза же его не выражали ничего. – Ты договаривайся с твоим компаньоном и Ухом. А мы сейчас попробуем посчитать, сколько всё это дело выйдет в деньгах…

– Да куда вы спешите… – протянул «доцент», у которого была фамилия Зайцев, и коего в глаза так прямо Зайцем и звали. – Давай за знакомство, что ли. Никуда эти ваши матросы-бичи не денутся, пока всех твоих ламуток не отдерут.

– Ламутки не мои, – возразил Зим, доставая бутылку «Страдивари», – они общие. Гляди, какую водку этот пижон привёз.

– Чего пижон, – укоризненно покачал головой Заяц, разливая по первой. – Водка хорошая, только вот назвали её как-то… Страдивари же скрипки делал, водку, мне кажется, не гнал. Если на том свете узнал, что его именем водку в России, через триста лет после смерти, назовут, то, наверное, в гробу перевернулся.