— Может быть, он вот так порвал со всеми, — тихо подсказывает она.

— Не думаю. Определенно, он продолжал видеться с людьми из своего прошлого. Иначе почему в своем письме он просил меня помочь Фатиме Кройер? Наркоманке, которую он бросил гораздо раньше меня! Почему? Ты можешь отыскать правдоподобную причину? — (Кармела задумчиво качает головой.) — А вот я могу: я думаю, он продолжал видеться и с Фатимой, и с Логаном, и с его группой безумцев, поклонников «природы», — с издевкой перечисляет он. — Для него они были важнее меня, уж поверь!

После короткого молчания сопение Нико снова воплощается в слова.

— И даже это я могу понять. Фатима очень привлекательна, да и Логан, на свой нездоровый лад, — тоже. Но… Зачем было прогонять меня, встречаясь с ними? Откуда эта перемена, это пренебрежение? Ты вот говорила, что тот несчастный старик ищет защиты… Многие нуждаются в защите. А мне нужны ответы.

Нико резким движением выхватывает из куртки мобильник. Нажимает на экран и ждет, не отпуская руля. В тишине автомобильного салона гудок звучит несколько раз, ничего не происходит.

— Не нравится мне это, — говорит Нико.

— Что такое?

— Я звоню в клинику. Они должны отвечать даже в такое время. Все, приехали.

Броская вывеска на фоне сосновой рощи: «КЛИНИКА ЛАС-ХАРИЛЬЯС. ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН». За соснами — темное здание. Нико останавливает «вольво» перед шлагбаумом с постом охраны. И никакого движения в сумраке.

— Кармела, держись рядом со мной, — просит Нико. — Здесь что-то случилось.

Клиника «Лас-Харильяс» принадлежит к тому классу частных лечебниц, в которых ты чувствуешь, что не быть больным — это серьезная неудача. — Кармела отмечает красивый просторный парк, современное комфортабельное здание. Но сейчас повсюду царит темнота и молчание. В будке нет охраны. Нико на ощупь ищет выключатель, но находит только настольную лампу, которая все равно не работает. Экран компьютера представляет собой квадрат черноты. И, что еще хуже, ботинки бывшего полицейского утопают в какой-то губчатой субстанции.

— Осторожней, Кармела, смотри под ноги.

На столе охранника Нико нащупывает связку ключей и коробку с ручкой — именно это художник хотел найти. Фонарь мощный, и в его свете Нико обшаривает пол, ему приходится стоять на цыпочках.

— Ты когда-нибудь видела таких ящериц?

Фонарь превращает грудь и милое личико Кармелы в кошмарные видения. Этолог склоняется к полу, морщась от света. Одно из зеленых вытянутых тел раздавлено ботинком Нико. Кармела хватает ящериц за хвосты — хвосты отрываются.

— Глазчатые ящерицы, — определяет она. — Довольно редкий вид, но… О господи, посмотри сюда!

Нико наклоняется и целится фонарем под стол охранника. И рычит — то ли от неожиданности, то ли от омерзения. Кармеле вспоминается стеклянная бутыль в факультетской лаборатории, плодящиеся ящерицы заполняли ее себе подобными, пока внутри не сформировалась густая зеленая масса, похожая на огромного инопланетянина с чешуйчатой кожей. Борха с приятелем однажды притащили в лабораторию китайскую настойку на ящерицах и для хохмы подкинули в бутыль китайский мумифицированный экземпляр.

— Да тут их, наверно, сотня, — шепчет Нико. — И они еще живы.

— Нет. Там только хвосты и оторванные части. Хвосты еще какое-то время продолжают шевелиться.

— Не думаю, что охранник держал их в качестве питомцев. — Нико распрямляется. — А глянь-ка сюда, в журнал посещений… — Он показывает на большие буквы, написанные ручкой с таким нажимом, что бумага кое-где прорвалась. — «РАТНЕ»… Что это может означать?

Кармела подбирает пару ящерок для изучения. Нико корчит гримасы.

— Они пытались друг друга сожрать. — Кармела давит на раздувшийся живот рептилии. — И некоторым это удалось.

— Если ты уже покончила со вскрытиями, может, мы пойдем дальше?

— А где охранник?

— Никаких следов. Жалко, что он оружие здесь не оставил, — сетует Нико.

Они выходят на дорожку, ведущую к зданию. У Нико в одной руке фонарь, в другой — нож. По обе стороны — влажный пейзаж — газон и сосны, луна подсвечивает из-за облаков. Впереди — белое двухэтажное здание в форме буквы «U». Справа, на парковке с цинковым навесом, стоит несколько машин. В свете фонаря на газоне видны необычные образования, которые на первый взгляд можно принять за цветы или морские звезды, собравшиеся в блестящие зеленые шарики, которые время от времени начинают шевелиться. Ювелирный орнамент из затейливо сплетенных ящериц, некоторые торчат из пасти другой особи.

— А здесь их тысячи, — говорит Нико. — Я когда-то читал книгу Чарльза Форта, там описывается дождь из лягушек и всякое такое. Может быть, все это случалось и прежде. — Кармела не возражает. Нико взбегает по короткой лестнице к двустворчатым дверям клиники. — Кармела, я не поставлю и цента на то, что внутри нас ожидает благолепие. Если хочешь — подожди меня в машине…

— Никогда в жизни я больше не буду ждать тебя в машине.

Эта фраза вызывает у художника смех. Нервный смех, такой же, как и у Кармелы.

— Удивительная ты штучка, — говорит Нико. — Поначалу кажешься трусихой, а потом…

— А потом выясняется, что я и есть трусиха, — отшучивается она.

— Ну нет, вовсе нет.

Нико толкает двойные двери, и они распахиваются с негромким щелчком, как будто отсутствие электричества отбило у них всякую охоту работать дверями. Современный холл. Картины на дальней стене. План здания. Под картинами — стойка регистрации, а по сторонам — две двери. Кармела ощущает запах чистящих средств, поверх которого наслоилось что-то еще. Странный, не поддающийся определению запах.

— Здесь лежал Мандель, — напоминает Нико. — Это дворец для богатых психов. Господи, да чем тут пахнет?

— Даже не выясняй, — просит Кармела, осторожно продвигаясь вперед. — По крайней мере, ящерицы сюда не добрались.

Действительно, пол совершенно ровный. За стойкой никого нет, тишина. Нико проводит лучом по компьютеру, телефону внутренней связи, креслу на колесиках. Техника выключена, точно вступила в сговор с темнотой. Найденный им выключатель так же бесполезен, как и вся прочая аппаратура. Нико высказывается по поводу электричества и продолжает светить фонарем. Персонал сгинул бесследно. За стойкой все в порядке, ничего не перевернуто, никаких пятен. Шутка про врачей висит в специальной рамочке под портретами Зигмунда Фрейда и других покойных психиатров, которых Кармела не знает в лицо. А вот портрет Конрада Лоренца на самом верху пробуждает в ней любопытство. Его-то девушка узнаёт безошибочно: этолог — нобелевский лауреат, прославившийся комплексными исследованиями поведения животных. Кармела не понимает, откуда здесь портрет этолога. Может быть, его добавили в честь известного пациента, Карлоса Манделя?