— «Крыло А: женщины», — читает художник на плане лечебницы. — Дверь налево, второй этаж. Но кажется, здесь вообще нико…

Оба поднимают головы.

Звук был далекий — как будто где-то передвинули мебель, — но вполне отчетливый.

— Ну, может, я и зря так подумал… — договаривает Нико.

Шумело где-то наверху. Кармела пропускает Нико: он хочет идти первым. Левая дверь распахивается бесшумно. Они попадают в рекреационный зал для пациентов. Фонарь освещает большую комнату с красивыми окнами, имитирующими витражи. Столики с салфеточками и пазлами. Широкий экран, а перед ним — полукруг диванов. На одном из столиков — шахматная доска с неоконченной партией. Опрокинутый стул. В глубине зала видны лестницы вниз и наверх, к новым провалам темноты. Нико с Кармелой поднимаются в женское отделение, у художника в правой руке нож, в левой — фонарь. Тот запах здесь меньше чувствуется, отмечает Кармела. Перед ними возникает еще одна стойка регистрации, а дальше — коридор и двери палат.

— Кармела.

Нико останавливается в начале коридора и указывает вглубь. В одной из последних дверей виден свет.

Дверь дальней палаты полуоткрыта, и из этого зазора льется призрачное мерцающее сияние, как будто там их ожидает окончательное и важнейшее откровение, способное обнажить суть всего происходящего.

Нико делает девушке знак держаться позади и осторожно продвигается вперед. Его широкий силуэт, высвеченный фонарем, вбирает в себя миниатюрную фигурку Кармелы за его спиной. Они проходят мимо закрытых пронумерованных дверей. Еще не дойдя до освещенной комнаты, Нико останавливается. Кармела тоже расслышала звук за дверью: как будто одно что-то ползет по другому чему-то. «Отброшенные хвосты ящериц продолжают шевелиться», — вспоминает девушка. Но теперь обоим не терпится дойти до мерцающей комнаты. Они как два человеческих мотылька, которых манит свет. Художник толкает дверь. Они стоят на пороге холодной чистой спальни. Окно закрыто, в левой стене еще одна дверь — вероятно, персональный туалет. Телевизор стоит в углу. Постель не заправлена. На простыне лежит маленький карманный фонарик, батарейки в нем почти сели, но в этом слепом мире он оставался абсолютным монархом — до тех пор, пока фонарь Нико не отобрал у него все привилегии.

Тоскливое запустение. И ничего больше.

— Что это? — замечает Нико.

Он поднимает с кровати фонарик и хватает бумажку, которая лежала под ним, незаметная в складках простыни. Почерк неровный, но все-таки разборчивый.

«Мы в подвале. Приходи. ФК».

Нико и Кармела переглядываются.

— Откуда она знала, что ты придешь?

— Если это вообще она и если это письмо адресовано мне. — Бывший полицейский привык во всем сомневаться.

— В любом случае оно кому-то адресовано.

— Да, и я почти уверен, что написала его Фатима.

Найденная бумажка удручает Кармелу едва ли не больше всего, что она видела до этого. «Мы приехали за Фатимой К., и Фатима К. нас ждет. Она даже оставила записку. Приходите, я здесь». Выглядит как сбывшееся непреложное предсказание.

Возвращаясь по коридору, Кармела и Нико останавливаются у двери, из-за которой слышатся шумы, в свете фонаря они разговаривают одними глазами. Зачем открывать — надо открыть — зачем — надо. Кармела вспоминает слова Манделя: «Самый надежный крючок для человеческого животного — это любопытство». «Действительно: ты не знаешь зачем, но надо». Нико уже стоит с ножом на изготовку и отдает команду:

— Встаешь сбоку, открываешь дверь и отходишь. Будь осторожна.

— Сам будь осторожен.

— Делай, что говорю.

Кармела открывает двери, вместе со створкой в коридор попадает и приникшее к двери существо. От этого перемещения оно падает на пол — такое большое, так неожиданно. Существо — это молодая голая женщина. Кармела отшатывается назад, луч фонаря пляшет на спине женщины, которая извивается, как тело крупной рептилии. Когда рука Нико перестает дрожать, Кармела едва удерживается от крика. Женщина скребет по полу ошметками пальцев, у нее нет глаз, волосы ее, когда-то темные, слиплись в космы. Изо рта с распухшими губами выплескиваются сгустки крови. Гигантский червяк, которого вытащили с древесного пиршества. На внутренней стороне двери — глубокая борозда, заполненная спекшейся кровью, плод терпеливой работы древоточца.

— Она… грызла дверь, — шепчет Кармела.

— Лучше бы ее убили. — На лице Нико гримаса отвращения.

— Нет.

Кармела делает шаг вперед, как только ее туфля опускается рядом с телом, рот-присоска набрасывается на нее с алчностью акулы. Кармела отскакивает назад, а Нико резко сгибается и вонзает нож в юркую спину.

Нико наносит второй удар. Женщина не издает ни звука.

Кровь хлещет ручьями, у Кармелы в ушах треск и хлюпанье. Как будто Нико расправляется с огромным скарабеем.

— Хватит! — вопит Кармела, выпуская наружу весь накопившийся ужас. — Хватит! Хватит!

Лезвие ножа выходит и погружается снова. Последний удар, в затылок, успокаивает лежащую.

Кармела понимает, что никогда не забудет этих минут.

— Ты в порядке? — Нико тяжело дышит, одежда его заляпана кровью. — Она тебя зацепила.

— Я в порядке, — отвечает она сквозь зубы.

— Кармела, ты не волнуйся, успокойся, дыши глубже.

Девушке кажется, что эти слова произносит Борха. Ласковые слова после насильственных действий — к такому она привыкла. «Успокойся, Кармела, ничего страшного». Мужчина, который выступает в роли альфа-самца, а потом надевает маску джентльмена. Кармела видит большую протянутую руку; в другой руке — окровавленный нож и фонарь на петле. Нож блестит, как гильотина. Вот чего Кармела боится больше всего: мужской силы, направленной на агрессию. В этот момент она забывает о царящем вокруг хаосе. А потом приходит в себя. «Он поступил так, чтобы защитить меня, а она уже не была женщиной…»

— Мы не должны были открывать, — говорит он, указывая на ряд закрытых дверей — сюрпризов, о которых он ничего не желает знать.

— Да, не должны.

— Не отходи от меня ни на шаг.

Кармела готова подчиниться, но не готова держать его за руку.

Обратный путь им уже известен, они быстро спускаются по лестнице. Дверь в подвал открыта. Нико с Кармелой сами не знают, что они надеются там увидеть. Может быть, тесную клетушку, забитую рухлядью, бабушкиными сундуками и прелой одеждой. Впрочем, в этот раз обоняние реагирует быстрее зрения. Вот откуда так пахнет, понимает Кармела. Едкой смесью пота и кислоты.

— Господи, — бормочет Нико, прикрывая рот ладонью.

Вокруг них слабые шумы — как помехи в радиоэфире. То, что они видят внизу, тоже удивительно: не тесный захламленный подвал, а просторный, выложенный кафелем зал с отдельными помещениями, коридорами, с открытыми и закрытыми дверями. Еще один этаж, еще одно пространство, спрятанное от посторонних глаз.