— Энн, не надо суетиться...

— Суетиться не надо. Надо делать то, что надо... — Несказанно обрадованная, что сменила тему, Энн воспользовалась предлогом оказаться подальше от его пронзительных глаз. Она быстро пошла в кладовую, открыла бельевой шкаф и достала оттуда огромное пушистое полотенце. — Держи! — Бросив ему полотенце, она поспешила наверх. Она готова была делать что угодно, только бы не давать себе возможности думать.

Когда она спустилась вниз, так и не придумав, что ей там понадобилось, то поняла, что лучше бы она оставалась наверху. Надо было зайти в ванную и засунуть голову под холодную струю воды. Ибо картина, которую она увидела, не способствовала обретению хладнокровия.

Денни снял жилет, как она ему и велела. Тот мокрой грудой свисал со стула. Но он также снял и рубашку и небрежно бросил ее на пол. И теперь ожесточенно растирал полотенцем грудь и плечи. Вид его мощного торса, заросшего густыми темными волосами, вряд ли мог помочь женщине обрести душевный покой. Он уже успел вытереть голову, и его прическа была в диком беспорядке, словно он недавно занимался любовью. Энн застыла, не в силах отвести глаз...

— По-моему, тебе нужна рубашка, — сказала она чуть охрипшим голосом. — Я сейчас... — Энн пробежала мимо него в кладовую и достала из шкафа рубашку. — Вот, нашла. — Она швырнула Денни рубашку так же издали, как полотенце.

Тонкая шелковая ткань, взлетев в воздух, плавно опустилась на комод, не достигнув адресата. Денни так и продолжал стоять с протянутой рукой.

— Спасибо, точное попадание, — засмеялся он.

Сделав пару шагов вперед, чтобы достать рубашку, он вдруг остановился. Потом повернул голову в сторону Энн.

— Что? Не твой размер? — Энн готова была на что угодно, лишь бы он прикрыл свой потрясающий торс и перестал смущать ее бедное сердце. А оно глухо ухало в груди. Еще бы! Как можно сохранять спокойствие при виде этих обнаженных плеч и могучих рук? Какой у него красивый живот, весь покрытый гладкими рельефными мышцами!.. Горло Энн сжала сладкая судорога.

— Да нет. Размер подходящий, — задумчиво проговорил Денни. Он взял рубашку в руки и стал ее пристально рассматривать, держа на вытянутых руках. Белая ткань закрывала часть его груди и живота.

Энн стало чуть легче.

— В чем дело? Я не понимаю, — не выдержала она. — Ты забыл, как эта штука надевается?

— Это его?

— Кого? — не поняла Энн. Несколько секунд она растерянно смотрела на Денни, не в силах сообразить, что он имеет в виду. — Это рубашка моего отца, если это имеет значение. Ты имеешь что-нибудь против? — разозлилась она.

— Нет, — покачал головой Денни, и влажные волосы упали на широкий лоб. Он еще больше стал похож на мужчину, только что ласкавшего женщину. — Нет, абсолютно ничего не имею. — Он принялся осторожно натягивать рубашку на влажное тело.

А Энн наконец поняла, о чем он спрашивал.

— Ты решил, что это рубашка Джилла? Я права? Так? — проговорила она, внутренне ликуя. Господи, он ревнует! — Ты думаешь, я храню его вещи?

Денни отвел глаза. И тут Энн поняла. Он ее жалеет. Боже, какая нелепость! Хотя не осознавать, как уродлива ее теперешняя жизнь, невозможно. И, конечно, она должна вызывать жалость. Ей просто не хватает мужества сделать последний шаг и закрыть дверь в прошлое. Именно Денни заставил ее понять эту простую истину. Произойди все это в другое время, в другом месте и с другим человеком, она была бы от души благодарна ему за это. Но не здесь и не сейчас.

— Хочешь есть? — Она сказала это просто потому, что молчание становилось невыносимым. И думать ни о чем не хотелось.

— Сменила гнев на милость и решила обо мне позаботиться? — удивился Денни, застегивая верхнюю пуговицу рубашки.

— Не ищи в моих словах скрытый смысл, — вздохнула Энн. — Просто я знаю, что мужчин следует иногда кормить. Иначе они звереют и становятся неуправляемыми. А после еды они добрые и милые. Тем более что ты хочешь поговорить по-человечески.

— Я действительно только этого и хочу. — Денни умудрился сказать это так, что Энн почувствовала угрозу в его словах. — Не обижайся, мне есть что сказать.

Энн уже совершенно расхотелось говорить на серьезные темы и выяснять отношения. Потом, когда они действительно успокоятся.

— А что касается еды... — продолжил Денни. — Есть действительно хочется. Но это не значит, что ты должна...

— Ты надеешься на званый ужин? — пошутила Энн. — Напрасно. Пару сандвичей и чашку кофе я сделаю без труда. Кстати, я тоже хочу есть. — Энн бессовестно врала. Она вряд ли сможет проглотить хотя бы кусочек. Она была напряжена так, что ей казалось, что желудок прилип к позвоночнику, а рот и горло пересохли так, что трудно было глотать.

Теперь, когда Денни оделся, у нее от желания перестали подкашиваться ноги. Но чувствовала она себя все равно не очень. Рубашка не могла скрыть веявшей от него мощи, а синий воротничок подчеркивал цвет глаз. Подсохшие волосы падали на лоб, а в вырезе рубашки курчавились волосы. Лучше бы ей всего этого не видеть.

— Энн, могу я спросить?

— Да.

— Брюки...

— Что брюки?

— Они тоже мокрые.

— И?

— Я, конечно, могу их просто снять, но не думаю, что это будет прилично. Особенно за столом.

Энн представила эту картину, и краска залила ее всю. Наверное, у него красивые ноги.

— Папиных брюк у меня нет.

— Что же делать? В мокрых холодно.

— Могу предложить свои джинсы, но они не налезут.

Некоторое время оба молчали, соображая, что делать.

Потом Энн сказала:

— Денни, давай представим, что ты шотландец. Тогда я дам тебе плед.

— Гениально. Всегда говорил, что женщины изобретательны. Неси плед.

— А ты пока снимай брюки, — на бегу сказала Энн и укусила себя за язык. Потому что выдала свое желание.

— Пожалуй, я подожду, пока ты его принесешь, — засмеялся Денни.

Ноги у него были потрясающие. А еще — очень красивые ступни и пальцы на ногах. Большая редкость. Тонкие щиколотки, развитые икры... Все как надо. Энн посмотрела, вздохнула и запретила себе об этом думать. Ей надо постараться ни словом, ни жестом не выдать своего возбуждения. Если он заметит, все пропало.

Она пригласила его на кухню, усадила за стол и отвернулась.

— Я быстро, — сказала она. — А ты пока готовь речь. Составляй план, записывай тезисы... — Лучше замолчи, одернула себя Энн. Он может понять не по глазам, а по голосу.

Наступило благословенное молчание. Энн готовила сандвичи и заваривала кофе, а Денни спокойно наблюдал за ней, удивляясь тому, что даже самые простые ее движения могут вызывать томящее желание.

Ярость и боль куда-то улетучились. В комнате царствовал мир и покой. Ему показалось, что так было всегда и так будет всегда. Он будет тихо сидеть и смотреть, как Энн готовит ему еду.