Один из способов, применяемых для достижения соответствия этим требованиям и стабилизации отходов, — предварительная механобиологическая обработка. Этот процесс сокращает содержание органики и делает оставшуюся более «инертной», более пригодной для складирования. Также снижается объем возможного газообразования. На заводах только что собранные отходы дробятся, проходят сквозь сита, калибруются для отделения содержащих органические включения фракций от всех прочих. После ферментации, вызревания и аффинации органические остатки иногда предлагаются на продажу в виде компоста. А еще они используются для производства метана в качестве источника энергии. Эти остаточные фракции освобождаются от вкраплений металла и стекла, а затем отчасти отправляются для захоронения на свалки, отчасти используются как топливо.

Эта технология, которую американцы называют «dry tomb» («сухая могила»), позволяет отправлять на свалку только стабилизованные вещества. Наибольшее развитие она получила в Германии. Теперь она представляет реальный интерес, позволяя стабилизировать подверженные ферментации фракции перед окончательным захоронением отбросов. Однако она необычайно энергоемка. Существует сильное искушение использовать полученный субстрат в сельском хозяйстве. Не рискуем ли мы повторить предыдущие ошибки, получая на продажу компост низкого качества из необработанных отходов, полученных после предварительного измельчения? Таким образом, сортировка-компостирование, похоже, обретает вторую молодость, несмотря на очень неблагоприятные результаты, полученные в 1980-х. Достаточно ли будет технологических усовершенствований для увеличения выхода, а значит, и качества полученного сырья, чтобы его приняли земледельцы? Вдобавок этот метод предварительной биомеханической обработки, если его не применяют во всей полноте, приводит к отрицательным последствиям, схожим с теми, что наблюдаются при хранении в обычных свалках.

Использование биореактора — противоположный путь обработки. Здесь ускоряется разложение органических отходов прямо в недрах свалки, и в результате получается биогаз. Функционирование метода здесь обеспечивается постоянным увлажнением, позволяющим бактериям работать. Однако поскольку спрессо-ваность составляющих часто мешает проникновению внутрь дождевой влаги, тут применяют сточные воды нижних уровней, снова впрыскивая их в верхние, а иногда прибегают к уже бывшей в употреблении воде. В массу отходов можно также вдувать воздух и тем дополнительно стимулировать жизнедеятельность производящих метан микроорганизмов. В гигантском желудке отсека свалки происходит активная биодеградация, и процесс завершается не за тридцать лет, а за десять.

Встречаются биореакторы трех типов: аэробные (с продувкой воздухом), анаэробные (без продувки) и гибридные. В последних обработка производится поэтапно: чаще всего начинают с анаэробного разложения органики для получения биогаза, возвращая в верхние слои отбросов собранные жидкие продукты их окисления и добавленные водные суспензии. В Европе множатся подобные попытки обработки, в частности в вандейской коммуне Лавернь, но особенно интенсивно экспериментируют в Новом Свете. При всем том биореактор не вписывается в современные правила хранения отбросов, исключающие наличие биологически активных компонентов. Хотя использование подобных реакций в промышленных целях выглядит очень привлекательно, но практическое воплощение этих замыслов наталкивается на нерешенные вопросы, связанные, например, с равномерным увлажнением всей биомассы. Кроме прочего, попутно выделяется немало вредоносных продуктов биохимических реакций, которые пока не удается нейтрализовать.

В поселениях времен раннего Средневековья выбрасываемые хозяйственные остатки частично убирались тряпичниками и крестьянами, заимствующими из этого источника удобрение для пашни, а также поедались бродячими животными. Остаток послойно затаптывался, трамбуясь в немощеный почвенный слой улицы, и входил в его состав, отчего там постепенно, как в античных поселениях, «уровень мостовых поднимался, так что вход в жилища уходил наклонно вниз, а новые постройки нависали над давно стоящими», как свидетельствует Л. Мамфорд, американский философ и историк развития науки и техники, в своей книге «Город в истории».

Нечистоты перестали накапливаться на улицах только по мере того, как городские власти принялись систематически изгонять на окраины все, что связано с хранением и обработкой дурно пахнущих веществ и материалов: бойни, красильни, цеха по разделке туш и обработке мясных субпродуктов. В Париже уже с XII века часть отходов сразу перевозили в заранее предписанные места, называемые «свалочными (или «смрадными») яминами», на далеких подступах к городу, а после эдикта 1674 года «свалочные ямины для грязи и нечистот» стали отличать от «ямин для дохлятины и всего извергнутого», наиболее известные из коих находились около виселицы в Монфоконе. Там скапливалось все содержимое отхожих мест. Доставленное туда высушивалось, размельчалось и превращалось в «крупку», каковую очень ценили селяне-земледельцы.

Нечистоты, копящиеся на подходах к городу, образуют на ровной поверхности крупные бугры, а то и целые холмы сероватого или зеленоватого цвета, как Телль («Холм» по-арабски) у сирийского города Хамы или нидерландские Кьёкенмёддинги, на которых строили ветряные мельницы. Монте-Тестаччо в Риме был не более чем заурядной кучей отбросов. С увеличением числа построек и последовательным возведением концентрических защитных стен старинные свалочные места в утрамбованном виде попадали внутрь городской черты. В Париже подобные мусорные скопления залегают под всхолмлениями бульваров Дев Голгофы, Бомарше, Бон-Нувель, Сен-Дени и Сен-Мартен. В Средние века они составляли лабиринт Ботанического сада, над которым теперь высятся изысканные кроны редкостных деревьев.

Эти скопления ошметков прошлого нередко весьма прельщают археологов, ибо остатки человеческой жизнедеятельности подчас представляют бесценные свидетельства о жизни и нравах минувших эпох: до нас доходят ржавые инструменты и орудия древних шумеров, осколки амфор времен римских завоеваний и прочие следы канувших цивилизаций или самого начала нашей. Так, в связи с раскопками, связанными с благоустройством Лувра, откопали бигуди из обожженной глины, служившие для завивки париков «великого» семнадцатого столетия, и упакованные вместе четыре сотни куриных крылышек — скорее всего, остатки какого-то пиршества.

И в наши дни заполненные свалки нередко выглядят искусственными всхолмлениями на земле или морском дне. После их закрытия площадки рекультивируются для использования в самых неожиданных целях. Однако множество несчастных случаев наводит на мысль, что в их выборе прежде всего надо проявлять осторожность. Если заполнение свалки произошло не так давно, там не следует сооружать жилые дома и вообще все, что предполагает закладку фундаментов. Колебание плотности в скоплениях разного состава чревато неприятнейшими сюрпризами. В окрестностях Парижа (в Павийон-су-Буа) стены фабрик и складских помещений, в спешке возведенные на неустоявшейся свалке в период послевоенного жилищного кризиса, через несколько лет покрылись трещинами. Обычно рекомендуется выждать как минимум три десятка лет перед сооружением в таких местах тяжеловесных конструкций.