– Нормально.

– Ты еще спала?

– Да.

Мэттью замолкает, и я слышу тихий вздох.

– Извини за вчерашнее.

– Ты меня тоже извини.

– Постараюсь приехать домой пораньше.

– В этом нет необходимости.

– Позвоню тебе перед выходом.

– Хорошо.

Кладу трубку с неприятным чувством: ужасно натянутый вышел разговор. Я вдруг начинаю понимать, как сильно от всего этого страдают наши отношения. Ну почему я так холодно отреагировала, когда Мэттью сказал, что приедет пораньше? Отчаянно желая все исправить, я тянусь к телефону, чтобы снова набрать его номер, но едва беру трубку, как раздается звонок. Видимо, Мэттью подавлен не меньше, чем я.

– Как раз хотела тебе звонить, – говорю я. – Прости, если я не слишком приветливо разговаривала: я все еще не отошла от этих таблеток.

Мэттью не отвечает. Кажется, мои извинения его не впечатлили. Я решаю попытаться еще разок, но вдруг понимаю, что на том конце провода вовсе не Мэттью. Мои губы мгновенно пересыхают.

– Кто это? – отрывисто произношу я. – Алло?

Зловещее молчание в трубке подтверждает мои худшие опасения. Если бы он пропал и потом объявился, это еще куда ни шло; но он все время был здесь, а в четверг и в пятницу не звонил лишь потому, что Мэттью оставался дома. А сегодня позвонил, потому что знает, что я снова одна. То есть он следит за домом. А значит, подобрался совсем близко.

Животный страх расползается по телу, покрывая кожу мурашками. Вот и доказательство, что нож на кухне мне не привиделся. Бросив трубку, я бегу к входной двери и дрожащими пальцами задвигаю засов. Потом смотрю на пульт сигнализации, судорожно вспоминая, как изолировать отдельные комнаты, и одновременно пытаюсь сделать глубокий вдох и успокоиться. Где будет безопасней? Точно не в кухне, потому что вчера он сумел забраться туда через заднюю дверь; и не в спальнях, потому что, если он проникнет в дом, я окажусь в ловушке наверху. Остается гостиная; включаю сигнализацию и забегаю туда, захлопнув за собой дверь. Все еще небезопасно: здесь нельзя запереться на ключ. Озираюсь в поисках того, чем можно подпереть дверь. Ближе всего оказывается кресло; я тащу его к двери, и в этот момент опять начинает звонить телефон.

Страх скручивает легкие, выжимая из них остатки воздуха. Я не в состоянии думать ни о чем, кроме вчерашнего ножа. Была ли на нем кровь? Не могу вспомнить. Оглядываю комнату, пытаясь найти, чем защититься; заметив на камине железные щипцы, подбегаю и хватаю их, потом бросаюсь к окнам и задергиваю шторы – сначала окно в сад, потом на улицу, – трясясь от мысли, что он заглядывает в дом и наблюдает за мной. Внезапная темнота только усиливает страх, и я быстро включаю свет. Я почти не в силах соображать. Хочется позвонить Мэттью, но я знаю, что полиция доберется быстрее. Ищу глазами телефон – и, когда до меня доходит, что домашний я оставила в холле, а мобильный здесь все равно не работает, вся моя решимость испаряется. Я ничего не могу сделать. В холл не выйти, потому что он уже может быть там. Остается только ждать. Ждать, когда он за мной придет.

Я добираюсь до дивана и прячусь за ним, присев на корточки, сжав в руках щипцы и дрожа всем телом. Телефон, который уже было замолчал, снова звонит, будто издеваясь. От испуга слезы сами текут из глаз, пока я не осознаю, что трезвон прекратился. Я прислушиваюсь, затаив дыхание. Снова звонки – и слезы возвращаются; снова пауза – и я опять вслушиваюсь в тишину: вдруг на этот раз он отступит? Новые звонки разрушают мою слабую надежду. Страх, надежда, страх, надежда – я вращаюсь в этом замкнутом круге, потеряв счет времени. В какой-то момент, устав играть на моих нервах, он наконец прекращает звонить.

Поначалу тишина приносит облегчение, но потом становится такой же гнетущей, как и непрерывные звонки. Тишина может означать что угодно. Может, он вовсе не устал меня мучить; может, он не звонит потому, что он уже здесь, в доме.

Какие-то звуки в холле; входная дверь со щелчком открывается, потом закрывается. Мягкие шаги. Ближе, ближе. Замерев от страха, я гляжу на дверь. Ручка начинает поворачиваться – и беспросветный ужас окутывает меня, точно саван, сдавливая грудь и не позволяя дышать. Зарыдав в голос, я вскакиваю на ноги, бросаюсь к окну и судорожно распахиваю шторы, смахнув с подоконника горшки с орхидеями. Пока я открываю окно, дверь тоже начинает открываться и упирается в кресло; я уже почти выпрыгиваю в сад, как вдруг раздается пронзительный рев сигнализации, сквозь который Мэттью зовет меня из-за двери.

Оттолкнув кресло, я вцепляюсь в Мэттью и истерично бормочу что-то про убийцу, который бродит снаружи. Мои чувства не поддаются описанию.

– Постой, дай я выключу сигнализацию!

Мэттью пытается оторвать от себя мои руки, и тут телефон снова начинает звонить.

– Это он! – кричу я. – Убийца! Он мне все утро звонил!

– Дай мне выключить сигнализацию!

Мэттью, рывком освободившись от моей хватки, идет к пульту, и сирена замолкает. Остается трезвон телефона. Мэттью берет трубку:

– Алло? Да, это мистер Андерсон. – Я не верю своим ушам: зачем он представляется убийце?! – Простите, офицер, боюсь, это снова ложная тревога. Я приехал домой проведать жену, потому что она не подходила к телефону, но не знал, что она включила сигнализацию, и вот сработало… Извините за беспокойство. Нет-нет, все в порядке, правда.

Мучительно медленно начинаю соображать. По телу прокатываются жаркие волны стыда. Ноги слабеют, и я оседаю на ступеньки. Мысль о том, что я в очередной раз умудрилась так себя накрутить, причиняет боль. Я пытаюсь собраться – ради себя, ради Мэттью, – но никак не могу унять дрожь. Руки, кажется, зажили собственной жизнью, и я, пытаясь спрятать их от Мэттью, обхватываю ими себя, засунув кисти под мышки. Он уже убедил полицию не приезжать и теперь говорит с кем-то еще – и снова уверяет, что у нас все в порядке и беспокоиться не о чем.

– Кто это? – вяло интересуюсь я.

– С работы. – Мэттью стоит ко мне спиной, словно он не в силах даже глядеть в мою сторону. Я его понимаю. На его месте я бы вообще ушла и не вернулась больше никогда. – Валери просила сообщить, как ты. – Он наконец поворачивается, но с таким мученическим выражением лица, что лучше бы он этого не делал. – Что происходит, Кэсс? Почему ты не берешь трубку? Я тебе чуть ли не час названивал, с ума сходил от беспокойства! И на мобильник звонил, думал, вдруг ты наверху. Я испугался, что с тобой что-то случилось!

– Что именно? – язвительно усмехаюсь я. – Что меня убили?

Мэттью смотрит ошарашенно:

– Ты хотела, чтобы я так подумал?

– Разумеется, нет. – Я уже сожалею о своих словах.

– Тогда почему ты не подходила к телефону?

– Я не знала, что это ты звонишь.

– Как это не знала? Ведь мой номер определяется! – Силясь понять, он беспомощно запускает руку в волосы. – Ты что, пыталась меня таким образом проучить? Если так, то мне будет очень трудно тебя простить. Ты хоть представляешь, что я чувствовал?