Принесу-ка ему завтрак в постель. Отбрасываю одеяло и спускаю ноги с кровати, но не могу сразу заставить себя встать – как-то это слишком тяжело. В глаза бросается офисная одежда Мэттью, аккуратно разложенная на стуле. Чистая рубашка, новый галстук – не тот, что вчера. И я вдруг понимаю, что сегодня не суббота. Сегодня среда, и Мэттью впервые за все время, что я его знаю, не услышал будильник и проспал!

Я знаю, он будет в шоке, и уже тянусь будить его – но моя рука останавливается на полпути: если я не разбужу его, то он, возможно, еще не успеет уйти, когда позвонит маньяк. Вот тогда и убедится сам.

С колотящимся сердцем я ложусь обратно и тихонько накрываюсь одеялом. Ну вот, опять я его подведу. Слежу за часами, еле дыша, чтобы не разбудить Мэттью.

Стрелки невыносимо медленно продвигаются к половине девятого, затем к трем четвертям девятого. Мне стыдно, что из-за меня он опоздает на работу, но я убеждаю себя, что так надо. Если бы он сразу принял эти звонки всерьез, мне не пришлось бы так поступать. Но как я могу обвинять его в несерьезном отношении, если сама скрыла от него, что видела Джейн в машине той ночью? Разумеется, он не может понять, почему я думаю, что мне звонит убийца!

Примерно в девять Мэттью просыпается сам и, чертыхаясь, выскакивает из постели.

– Кэсс! Кэсс, ты видела, который час?! – кричит он. – Уже почти девять!

Я старательно притворяюсь, что меня выдернули из глубокого сна:

– Что? Не может быть!

– Может! Посмотри на часы!

Я с сонным видом сажусь в постели.

– А как же будильник? – спрашиваю я, протирая глаза. – Ты забыл его завести?

– Нет, не забыл; наверно, не услышал. А ты не слышала?

– Нет, иначе бы я тебя разбудила.

Ложь дается легко, но мой голос звучит фальшиво, и я почти уверена: сейчас он все поймет. Однако ему не до того – схватившись за голову, он переводит взгляд с часов на одежду и обратно, не в силах понять, как такое могло случиться.

– При всем желании раньше десяти никак не доберусь, – стонет он.

– Ну, не так уже это и страшно. Ты же всегда приходишь вовремя, да еще и сверхурочно работаешь.

– Наверно, ты права… – соглашается он.

– Тогда иди умывайся, а я пока завтрак приготовлю.

– Хорошо. – Мэттью тянется за телефоном. – Надо предупредить Валери.

Он звонит Валери и говорит, что будет только к десяти, а я, оставив его принимать душ и бриться, спускаюсь на кухню. По привычке испытываю некоторое напряжение, несмотря на то что Мэттью еще дома. Вот уж не думала, что буду с таким нетерпением ждать звонка от молчаливого маньяка! Меня ужасно беспокоит, что он может не позвонить: ведь тогда станет ясно, что он знает о присутствии Мэттью.

– Не хочешь есть? – спрашивает Мэттью за завтраком, глядя на мою пустую тарелку.

– Пока нет. Ты можешь взять трубку, если телефон зазвонит? – спрашиваю я нерешительно. – Если это будет один из тех звонков, я хочу, чтобы ты сам убедился.

– Ну, если только он зазвонит в ближайшие десять минут.

– А если нет?

Мэттью хмурится, потом пытается изобразить сочувствие, но выходит неубедительно:

– Солнышко, послушай, не могу же я здесь весь день сидеть.

Звонок раздается меньше чем через десять минут. Мои молитвы услышаны! Мы идем в холл вдвоем, и Мэттью, взяв телефон, проверяет определитель. Номер скрыт.

– Ничего не говори, – подсказываю я. – Только слушай.

Кивнув, он поднимает трубку и, послушав несколько секунд, включает громкую связь, чтобы я тоже слышала тишину на том конце провода. Видно, что ему ужасно хочется сказать что-нибудь, спросить, кто это, и я, прижав палец к губам, делаю ему знак положить трубку.

– Это оно? – спрашивает он скучающим тоном.

– Да, только в этот раз было не так, как обычно, – вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.

– Что значит – не так, как обычно?

– Не знаю… Но сегодня было как-то по-другому.

– Как именно?

Пожав плечами, я заливаюсь краской.

– Обычно я чувствую, что там кто-то есть. А сегодня нет. Тишина была другая.

– Тишина есть тишина, Кэсс. – Он смотрит на часы. – Я пойду.

Я продолжаю молча стоять, и он ободряюще пожимает мое плечо:

– Может, это из-за громкой связи по-другому было?

– Может быть.

– Ты, кажется, не согласна?

– Просто эти звонки обычно более зловещие…

– Зловещие?

– Да.

– Ну, может, они звучат зловеще, потому что ты одна дома? В них нет никакой угрозы, солнышко, прекрати об этом думать. Возможно, это какой-нибудь колл-центр пытается дозвониться, только и всего.

– Наверное, ты прав.

– Конечно, прав, – твердо отвечает он.

Он говорит так спокойно и твердо, что я вдруг решаю поверить ему – поверить, что все это время мне звонили из какого-то колл-центра. И чувствую, как гора падает с плеч.

– Может, тебе сегодня отдохнуть в саду, расслабиться? – предлагает он.

– Сначала нужно съездить за продуктами. В холодильнике совсем пусто.

– Не хочешь ли сделать на ужин свое фирменное карри?

– Хорошая мысль! – радуюсь я: приятно будет повозиться днем на кухне.

Мэттью целует меня на прощание и уходит. Я спешу наверх за сумкой: надо успеть на фермерский рынок в Браубери, пока туда не набежала толпа. Закрыв за собой входную дверь, я слышу телефонный звонок и в нерешительности замираю на крыльце, не зная, что делать. Вдруг он понял, что это не я отвечала сегодня по телефону, и поэтому звонит снова? Я тут же злюсь на себя: не я ли только что решила, что это названивает колл-центр? Голос в голове подначивает: «Давай, вернись, возьми трубку и узнай». Но я не хочу проверять на прочность мою вновь обретенную уверенность. Я уезжаю.

В Браубери я долго брожу по рынку, выбираю овощи и кориандр для карри и инжир для десерта. В цветочной палатке покупаю букет лилий, потом захожу за бутылкой вина на вечер. Днем я отлично провожу время на кухне. В какой-то момент сквозь звуки радио слышу телефонный звонок, но не позволяю страхам охватить меня и делаю музыку погромче. Я твердо намерена держаться версии, в которую решила поверить.

* * *

– Мы что-то отмечаем? – спрашивает Мэттью, когда я достаю из холодильника бутылку шампанского.

– Ага.

– А можно узнать, что именно? – улыбается он.

– То, что я чувствую себя намного лучше! – отвечаю я, радуясь тому, что сумела прожить этот день без таблеток.

Мэттью, приняв из моих рук бутылку, заключает меня в объятия: