насилие; а дабы происшествие сие не имело ни малейшего вида принуждения, но оказывало бы добровольное на то соглашение жителей, то Его Величество желал бы весьма чтобы на тот раз отдалить даже и войска наши, и ежели бы показалось вам неприлично совсем их, вывести из города, то по крайней мере чтоб там они не находились, где присяги будут совершаться». Высказав такое «весьма» сильное желание Государя, Румянцев сделал опять чисто формальную оговорку, «впрочем сие Его Величество предоставляет решению вашему», Во всех других главнейших городах: Вазе, Борго, Тавастгусе, Гейноле, Куопио и пр… повелевалось строго соображаться с тем, что будет сделано в Або, причем отдельною в бумаге вставкой, вероятно по личному указанию Императора Александра, пояснено: «и следуя примеру вашему соглашать кротость и снисхождение с твердостью».

Не пропали даром советы Клика и в отношении епископа Тенгстрёма и губернатора Троила. Буксгевдену о первом написано, что по учености, по разуму своему и по сильному в том крае влиянию, он заслуживает особого внимания. «Государь Император соизволяет, что ваше сиятельство положительно с ним изволили объясниться, что так как сия часть Финляндии теперь присоединена уже утвердительным образом на вечные времена к Российской Империи, то Его Величеству угодно, чтобы впредь пресек он всякие сообщения со Швецией, какие может быть духовное звание на него возлагало; что впрочем полное и добровольное повиновение его к воле монаршей в должной цене, будет принято и не останется без возмездия, и что по мере усердия какое с его стороны будет оказываемо, Его Величество имеет намерение наименовать его абоским архиепископом, с предоставлением ему верховного управления по духовной части всей Финляндии». — Губернатора Троиля главнокомандующий должен был уверить в особом высочайшем благоволении, и сообщить «что Его Величеству весьма угодно бы было увидеть его в Петербурге, что поездка таковая не может иметь иных, как токмо приятных последствий и для самого его, и для его отечества».

Таким образом, программа Клика целиком вошла в высочайшее повеление объявленное в руководство графу Буксгевдену. Сверх неё был добавлен еще один пункт воздействия собственно на дворянство. — «Государю Императору угодно, чтобы по совершении присяги ваше сиятельство внушили и некоторым молодым людям из именитейших фамилий приехать в Петербург; а как высочайшая воля есть всякого рода отличиями награждать сих новых подданных по мере усердия их к своему монарху и по их достоинствам, то Его Величество желает, чтобы при сем случае в. сият-во изволили сообщить замечания свои, кто бы из таковых молодых людей, которые отправляются сюда, по знаменитости рода своего мог быть принят ко двору Его Величества в камер-юнкеры.

Граф Буксгевден принял все эти распоряжения к исполнению, но просил однако некоторого для того времени, ибо. необходимость окончить дела с Свеаборгом требовала его присутствия в Гельсингфорсе, после чего он мог уже свободно отправиться в Або. Из всех пунктов «наставления» он позволил себе сделать возражение лишь по одному — относительно епископа Тенгстрёма. Обещанию назначить его архиепископом он противопоставлял то указание, что в Борго есть другой епископ, Сигнеус, не менее достойный внимания, и просил оставить обоих в прежнем положении, при их независимых один от другого обязанностях, пока время покажет кто из них заявит себя большим усердием к исполнению монаршей воли. Император Александр принял это предостережение доброжелательно и приказал наградить обоих епископов, также как и президента гофгерихта Тандфельда, по принесении присяги.

Когда эти наставления писались в Петербурге и посылались графу Буксгевдену, успех начал быстро изменять русскому оружию. До того отряды Тучкова ушли уже в самую северную часть Ботнического залива и миновали Брагештадт. 5-го апреля Кульнев в деле при Калайоки даже взял в плен начальника штаба шведской армии графа Левейгельма. Но 6-го произошел бой при Сикайоки, который оказался поворотным пунктом. 13-го апреля, при Револаксе был разбит отряд храброго Булатова, — и началось быстрое и можно сказать бедственное отступление Тучкова. При этом отступлении рельефно высказалась вся мнимая преданность финляндцев России: началась самая жестокая партизанская война. Пламя восстания против русских распространилось на только по всему северу, северо-востоку и центру Финляндии, но перекинулось и на запад, поблизости русской главной квартиры, на Аландских островах. Руководимое пастором Гумерусом и ленсманом Арэном[22] население поднялось там поголовно; разъединенных русских захватывали и с великою радостью передавали шведам. То же происходило и на Готланде. — Можно ли в этом восстании винить финляндцев? Разумеется нет; они оставались верны своим отечеству и королю, и за эту верность заслуживают уважения. Россия была в это время враг их отечества и короля, и в защиту их они не стеснялись поднять оружие и рисковать жизнью. Но в этом всеобщем восстании какое было ужасное, трагическое осмеяние теории доверия к преданности и любви к России финляндцев, которую Спренгтпортены и Клики так настойчиво и к несчастью успешно проповедовали!..

Довольно прочно оставалось в русских руках только южное побережье Финляндии. 21-го апреля (3-го мая) сдался и Свеаборг. К гарнизону применены те же правила, коими руководились при занятии Свартгольма: от пленных отобраны подписки о непротиводействии Русским, и они отпущены по домам. Взятие этого «Гибралтара севера» не осталось без влияния на ход дел по всему берегу Финского залива. Но собственно дело о присяге подвигалось вперед очень тихо. Не смотря на то. что окончательная о ней высочайшая воля была объявлена еще 9-го апреля, население все-таки еще не присягало, а отголоски успехов шведского войска, доносившиеся со всей северной и западной части края, замедляли и затрудняли это щекотливое дело. Неспокойного состояния умов, вопреки недавним удостоверениям Буксгевдена о полном добродушии жителей, не мог не признать и сам он. Когда, вскоре по взятии Свеаборга, Император Александр намеревался ехать в Финляндию, Буксгевден настоятельно просил Румянцева убедить Его Величество отложить поездку. Он очень желал, чтобы Государь на месте мог видеть все труды, так как «есть в Петербурге неблагорасположенные люди, которые ищут приобретениям нашим давать сколь можно меньшую цену»; однако же прямо указывал на «некоторые беспокойства здесь существующие, Которые к сожалению приумножились ныне непонятным отступлением генерал-лейтенанта Тучкова 1-го», — и просил отсрочить посещение «доколе восстановлен будет здесь покой, совершится на верноподданство присяга и исправится между тем и самая дорога»[23].

При таких условиях нельзя было ожидать настойчивости и быстроты в мерах гражданского характера. Но желанное событие наконец совершилось. Город Або присягнул русскому Императору 9-го и 10-го мая. Все исполнено именно так, как указано было в инструкции.

Прежде других принесли присягу духовенство и университет. Разосланными повестками 9-го числа члены консистории и абоской академии (университета) приглашены были собраться