— Узнаешь ее? — спросил он.

Да, я ее узнал. Более чем. Снимок сделан, должно быть, несколько лет назад, но я сразу узнал изображенную на нем женщину. Это была Вероника, с которой я уехал тогда из “Пресс-клуба”.

— Конечно, она мне знакома. А почему ты показываешь мне это фото?

— Она состояла в той же стокгольмской шайке, что и Сара Техас. Фото я получил вчера. Мой информатор упустил ее и не включил ее данные и фото в первый материал.

Когда я вернулся из Техаса, Борис оказал мне неоценимую услугу. Через свои контакты в полиции добыл имена и фотографии тех, с кем Сара Техас общалась до отъезда в Штаты. Развлеченья ради эта шайка избивала прохожих в городе. Так я вышел на Элиаса.

Новость, что женщина, с которой я из ресторана отправился к ней домой, знала Сару Техас, поразила меня.

— Мне казалось, она старше Сары, — сказал я, просто чтобы не молчать.

— Так и есть, — ответил Борис. — Ей недавно тридцать исполнилось.

— Как ее зовут?

— А ты не знаешь?

Он усмехнулся. Очевидно, без труда сообразил, откуда я знаю эту женщину.

— Она назвалась Вероникой.

— Но зовут ее Ракель.

На мгновение сердце у меня замерло.

— Ракель? — прошептал я.

— Раньше Ракель Свенссон. Сейчас Ракель Миннхаген.

Прощание с Борисом не отличалось эмоциональностью. Я был в шоке, мысли путались. Ему очень хотелось остаться в Швеции и помочь мне, что в нынешних обстоятельствах было трудно. Если не сказать невозможно. Кто слил полиции его имя, я не знал, но каким-то образом оно всплыло в расследовании убийства деда и бабушки Беллы. Как назло.

— Постарайся не сидеть со всем этим в одиночку, — сказал на прощание Борис.

Будто я сам выбирал одиночество.

— Конечно, — ответил я.

Я вернулся домой, взял напрокат машину. Потом двинул прямиком к женщине, которая назвалась Вероникой, а на самом деле оказалась Ракель Миннхаген. Как и та, что якобы увела Мио из детского сада и вдобавок знала его маму Сару. Почему раньше никто о ней не упоминал? Ни Элиас, ни Дженни, ни полиция. Ни Малин. Вероятно, все дело в том, что, сменив фамилию, она обеспечила себе прикрытие. Да и Бобби не успел ее вычислить. Если бы они встретились до его гибели, он бы наверняка ее узнал.

Информатор Бориса прекрасно поработал. Собрал все данные, необходимые, чтобы отыскать Ракель. Она жила в Сольне[4], в маленьком таунхаусе. Сейчас дом пуст, установил я, добравшись до места. Когда я позвонил в дверь, никто не открыл. Ряд таунхаусов казался бесконечно длинным. К счастью, Ракель занимала угловой дом. Я обогнул его, вышел к заднему фасаду. Участки разделяли на удивление высокие живые изгороди. Полная тишина, я не слышал поблизости ни звука, ни шороха. Как ребенок, прижался лицом к стеклянной задней двери. За нею была кухня. Пустая.

Я прошелся мимо всех окон заднего фасада. Кроме последнего, все относились к кухне. В последнее я увидел что-то вроде гостевой комнаты. Узкая застланная кровать, письменный столик. Прямо как тюремная камера. Голые стены, никаких личных вещей — ни одежды, ни обуви. Нахмурясь, я вернулся к кухонным окнам. Кухня тоже совершенно безликая. Я уже дважды сверился с реестром недвижимости. Таунхаус действительно принадлежал Ракель. Возможно, она постоянно проживала по другому адресу, не по тому, где была зарегистрирована.

Мне казалось, я действую вполне разумно. Целенаправленно и сосредоточенно. Однако, по правде говоря, я был в безумной панике, выбитый из колеи тем, что узнал в этот день. Я задумался. Дом на охранной сигнализации? Или можно незаметно разбить окно? От одной мысли у меня мороз пробежал по коже. Если я разобью окно, если действительно вломлюсь в дом, то перейду границу, которую до сих пор не преступал. Де-факто нарушу закон и уже не смогу оправдаться. Ссылки на стресс не помогут, никаких оправданий не будет. Если сяду в тюрьму, то надолго.

Поэтому я колебался. Только что миновал полдень. В небе сияло солнце. Полный идиотизм — вламываться в дом в такое время. Впрочем, до некоторой степени и безопасно. Взлом средь бела дня настолько беспардонная наглость, что его считают невероятным. Разобью окно — вот и весь шум, дальше можно работать тихо-спокойно. Все таунхаусы будто вымерли. Обитатели не то на службе, не то в отпуске — какая разница. Здесь и сейчас я один.

Но сама мысль о взломе так поразила меня, что ноги стали как ватные. Я защищал достаточно многих преступников, чтобы не совершать ошибок, из-за которых загремишь в тюрьму. В голове ворочались мысли столь же мерзкие, как насекомые-паразиты. Если я однажды безнаказанно застрелил человека, то стоит ли садиться за решетку из-за какого-то взлома?

Я вернулся к машине и поехал прочь. В конце концов есть взломщики-профессионалы. Которым вовсе не обязательно грозит тюрьма. Когда я достал из брючного кармана мобильник, он показался мне прохладным. Борис ответил после второго сигнала:

— Да?

— Ты еще в стране? — спросил я.

— Линяю через час.

— Найдется время оказать мне последнюю услугу?

* * *

Заказ взлома — совершенно новый опыт. Даже, по иронии, весьма избавительный. Можно сосредоточиться на других вещах. Например, попробовать навести порядок в отношениях с Люси.

Но прежде всего надо перекусить. Я так проголодался, что мог бы съесть целую лошадь или корову, смотря что подвернется, а потому заехал в “Макдональдс”, заказал гамбургер и молочный коктейль. Ел, сидя в машине.

Оба водительских окна были открыты, машину я припарковал в теньке. Увидев меня сейчас, Люси подняла бы крик. “Макдональдс” для нее — худший вариант перекуса. В отличие от меня. Подобный снобизм ни к чему. Слава богу, ее возражения касаются только качества еды и не имеют идеологической подоплеки. Никогда я не понимал горлопанов, для которых “Макдональдс” — ярчайший символ тлетворного влияния капитализма на весь мир.

“Я езжу только в такие места, где нет такой эксплуатации”, — обычно заявляют эти леваки.

Под “где нет такой эксплуатации” они подразумевают места, где, к примеру, не обосновался “Макдональдс”. Зачастую это означает, что страна в распаде, а население угнетенное и нищее, но такие “мелочи” претенциозные туристы предпочитают не замечать.

Я позвонил Люси. Она не ответила. Тотчас проснулась тревога. Что мне делать, если по возвращении домой окажется, что она собрала вещи и уехала? Я даже гамбургер проглотить не мог, только с жадностью выпил молочный коктейль. Потом позвонил еще раз. По-прежнему безрезультатно.

А она вообще должна мне отвечать? Сложный вопрос, но не задать его нельзя. Нет, я все же не думал, что Люси хоть в чем-то передо мной в долгу. Она и так уже терпела до невозможности долго. Ведь я установил, что с Вероникой что-то не так, только оттого, что хотел снова с ней переспать. Люси об этом знала, но не сказала ни слова. Мы обходили молчанием все свои сложности, так было всегда. И если честно — что в этом дурного? Жевать мочалку про неопределенные отношения — все равно что талдычить про дурное воздействие “Макдональдса” на матушку-землю. Совершенно бесполезная дискуссия. И затевать ее ни к чему.