«Из романа выпало самое главное, что характеризует жизнь, быт, работу комсомола, – это руководящая, воспитательная работа партии, партийной организации. Партийная организация, по сути дела, целиком выпала из романа А. Фадеева. Автор не сумел проникнуть в жизнь и работу партийной организации, изучить ее и достойно показать в романе… Большевики-подпольщики, методы их работы показаны в романе не только не полно, но вопиюще неверно».

Автора вызвали к вождю, и он услышал все замечания из первоисточника. «Фадеев, – вспоминал Константин Симонов, – с присущей ему в такие моменты холодной взвинченностью напрочь отсек всякие попытки сочувствовать ему». Он получил творческий отпуск и засел за переделку «Молодой гвардии».

К осени 1951 года работа была закончена, и роман, заметно прибавивший в объеме, вышел в новой редакции. Всякий, кто пожелает сравнить обе книги, убедится, что вторая редакция хуже первой…

Но главная проблема романа «Молодая гвардия» заключалась в другом.

Информации о реальных событиях в годы оккупации было немного. Руководители комсомола в основном полагались на рассказы матери погибшего Олега Кошевого. Расследованием обстоятельств смерти юных подпольщиков занялись органы главного управления военной контрразведки Смерш, искавшие предателей. В провале «Молодой гвардии» обвинили людей, которые на самом деле заслуживали благодарной памяти. И Фадеев, не дожидаясь, пока станет известна вся история «Молодой гвардии», поспешно назвал предателями достойных и порядочных людей.

В Краснодоне этим возмущались. Фадееву пришлось объясняться. Но менять что-либо в романе по этой причине он не захотел. Фадеев был упрям и не любил отказываться от прежнего мнения. Он ответил родителям погибших: «Я писал не подлинную историю молодогвардейцев, а роман, который не только допускает, а даже предполагает художественный вымысел. Поэтому ни вы, ни родители других молодогвардейцев не должны требовать от меня абсолютной точности».

Но речь шла о добром имени погибших и об их родственниках. Людям приходилось, убегая от незаслуженного позора, менять фамилии, уезжать из родного города.

Справедливость восторжествовала не скоро. Виктор Третьякевич, выведенный в романе под фамилией Стаховича, был в реальности первым руководителем подпольной группы и погиб одним из первых. Его сбросили в шахту живым… Из-за фадеевского романа двум его братьям пришлось тяжело – они прожили жизнь с клеймом «брат предателя». Только в 1960 году его наградили посмертно орденом Отечественной войны I степени и в «Правде» написали о нем – «Отважный сын Краснодона». После этого режиссер фильма «Молодая гвардия» Сергей Герасимов выбросил из фильма сцены с мнимым предателем.

Что касается двух девушек, обвиненных в предательстве, – Ольги Лядской и Зинаиды Выриковой, то Фадеев назвал в романе их подлинные имена, что причинило обеим дополнительные страдания.

Ольга Лядская, которая в момент ареста сотрудниками Смерша еще училась в школе, была осуждена в октябре 1949 года особым совещанием при Министерстве государственной безопасности. Только в марте 1990 года ее дело пересмотрел военный трибунал Московского военного округа и прекратил уголовное дело «за отсутствием состава преступления». Людмила Вырикова, которая у Фадеева изображена «немецкой подстилкой», ни за что ни про что отсидела десять лет…

Коктейль-холл и московское дело

Молодой партийный хозяин Москвы Георгий Попов в марте 1947 года подписал распоряжение об открытии коктейль-холла в доме № 32 по улице Горького. Это местечко вошло в историю и увековечено в литературе.

«Москвичи любили коктейль-холл, – вспоминал главный редактор издательства «Художественная литература» Александр Иванович Пузиков. – Было в нем уютно, напитки были легкие, и подвыпивших посетителей почти никогда не бывало. Сядешь перед стойкой на высокий круглый, вертящийся стул и потягиваешь через соломинку какой-нибудь вишневый пунш – нечто среднее между фруктовой водой и легким сладким вином, но гораздо вкуснее и той, и другого. Голова, может, и закружится немного, но никакого опьянения».

Коктейль-холл был зримым свидетельством новой, невиданной жизни. Впрочем, многие воспринимали его как гнездо разврата. Его облюбовали «стиляги» (это слово впервые появилось в 1949 году в сатирическом журнале «Крокодил»), то есть молодые люди, которые хотели радоваться жизни. «Стиляг» ловили на улицах комсомольцы из отряда охраны общественного порядка. Приводили нарушителей в райком комсомола и сладострастно вели с ними разъяснительные беседы.

Идеологическая атмосфера становилась все более тягостной. Заворачивали даже те гайки, которые в военные годы вынужденно ослабили. 15 февраля 1947 года политбюро утвердило проект указа президиума Верховного Совета СССР «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами».

Комсомольские активисты стремились как можно раньше обрести партбилет. Приемом в партию ведали орготделы райкомов партии. В отдел из партийной организации района поступали документы кандидата в члены ВКП(б). Курирующий парторганизацию инструктор готовил документы для заседания бюро. Если бюро голосовало за, на нового члена партии заводили учетную и контрольную карточки (краткие биографические данные, дата приема в партию и трудовая деятельность). Учетная карточка хранилась в райкоме, контрольная отправлялась в ЦК, в сектор единого партбилета. Если член партии переходил на работу в другой район, туда же пересылали и его учетную карточку.

Сектор учета кадров ведал подбором номенклатурных работников – то есть тех, кто назначался и смещался с должности по решению вышестоящего партийного комитета, в том числе комсомольских секретарей. Список номенклатурных работников утверждался на бюро. На каждого из них заводилось личное дело, в котором хранились справки-объективки, характеристики с места работы, отзывы товарищей по работе, рекомендации и так далее.

В те времена (до лета 1955 года!) в анкетах еще существовали вопросы о службе в царской армии, об участии в оппозициях, службе в полиции и белой армии. Во всех анкетах обязательно присутствовал вопрос: находились ли вы или ваши ближайшие родственники на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны…

В личное дело инструктор подшивал копии решений о назначении, снятии с должности и вынесении взысканий. ЦК периодически выражал недовольство тем, что «в приказах, постановлениях и учетно-кадровых документах не указываются истинные причины и основания увольнения или перемещения работников». Высшее партийное руководство требовало «раз и навсегда прекратить порочную практику назначения на руководящую и материально ответственную работу проворовавшихся на прежней работе людей, повести решительную борьбу с семейственностью, круговой порукой, угодничеством и подхалимством». Но сотрудники райкома в решениях предпочитали ограничиваться обтекаемыми формулировками.

С 1943 года московским комсомолом руководил Николай Прокофьевич Красавченко. Он приехал в Москву из Краснодарского края и поступил на исторический факультет Московского института истории, философии, литературы.

Красавченко дружил с руководителем ленинградского комсомола Всеволодом Николаевичем Ивановым, человеком с необычной биографией. В Гражданскую войну он остался без родителей, беспризорничал. Но страстное желание учиться привело его в электротехнический институт связи, получив диплом, остался в нем преподавать. В 1940-м его избрали секретарем одного из ленинградских райкомов партии, на следующий год утвердили первым секретарем обкома и горкома комсомола. Всю блокаду он провел в осажденном городе. Защитил кандидатскую диссертацию по истории комсомола.

В ноябре