И вот очередь дошла до десертных ложки и вилки из дорогого серебра: на столе красовался gâteau mi-cuit au chocolat — шоколадный бисквитный пудинг. Так же как и мясо, он оказался слегка непропеченным. Ощущения схожи с оральным сексом, но во рту, кроме всего прочего, еще и какао-масло…

Помимо того, что я должен был расточать восторженные отзывы о блюдах, мне приходилось отвечать на вполне банальные вопросы об Англии.

— Неужели ваша мама и правда готовит рождественский пудинг за полгода? — Это был вопрос мадам.

— А во всех английских пабах танцуют стриптизерши? — Тут лежала сфера интересов Бенуа.

— А легко ли молодому человеку, который с трудом находит в себе силы окончить университет, отыскать работу в Англии? — Провокационный вопрос прозвучал, как вы понимаете, из уст моего шефа.

— Англичане боятся женщин? — Еще более провокационный — со стороны Элоди.

Мы сидели на диване и обсуждали мои затруднения с поиском жилья. Элоди хихикала, пока я рассказывал о своих злоключениях с агентом по недвижимости, а потом вдруг выдала тут же созревшую идею:

— Он же может спать со мной!

Я чуть было не опрокинул свой кофе на причинное место. Одного взгляда на мадам было достаточно, чтобы понять — она целится туда же.

Конечно, Элоди была намеренно дерзкой.

— У меня в квартире одна комната свободна. Пол мог бы занять ее, — предложила она на безупречном английском.

— Но твоя квартира не настолько дорога в обслуживании, чтобы ты приглашала кого-то с целью сократить собственные затраты, — возразила ей мадам, прибегнув к родному французскому.

Видимо, в качестве гостя я ее устраивал, но не вызывал доверия как потенциальный сожитель ее дочери, претендующий на пару полок в общем холодильнике.

— Да, мам, квартира и вправду стоит копейки, следовательно, Полу она будет стоить ровно половину этих копеек.

— Квартира принадлежит тебе? — спросил я Жан-Мари, пытаясь дать ему шанс вмешаться и высказать свое строгое «нет».

— Нет, она принадлежит государству, — тут же пояснила Элоди. — Я бедная, лишенная средств к существованию студентка, поэтому и живу в дешевой, ничем не примечательной квартирке. Это что-то вроде… как их называют в Бронксе? В обычном многоквартирном доме.

О! Еле перебивающаяся принцесса! Я уже рисовал в мозгу картинку: крыши нет, вместо туалета вонючая дыра, земляной пол. Нет уж, спасибо, плавали — знаем!

— Элоди, я очень благодарен, но…

— Я покажу тебе. Когда тебе удобно прийти взглянуть? Скажи мне свой номер телефона!

Похоже, значительную часть учебного времени в бизнес-школе, где училась Элоди, отводили урокам, на которых прививали настойчивость и деловую хватку.

Я вежливо отказался от ее предложения подбросить меня до дома. Конечно, распрощаться со словами «созвонимся» — старомодно, но я не готов к спонтанному сексу с дочерью шефа. В любом случае, не заниматься же этим посередине дороге, застряв в пробке.

Однако, когда Элоди позвонила мне на следующий день, я принял приглашение и пообещал заглянуть, как только закончится забастовка транспортников.

А пока любая попытка добраться куда-либо за пределы шаговой доступности была абсурдной идеей. Потраченное впустую время — ну, если только вы не обладатель железного терпения, свойственного участникам голодовки, или агрессивного нрава американского футболиста, которого при всех назвали котиком.

Поехать на машине? Забудьте об этом! Жан-Мари предложил забирать меня по дороге на работу, но он стартовал из дома в шесть, дабы избежать пробок.

Велосипед или ролики — неплохое подспорье, но только до тех пор, пока тротуары не заполонены пешеходами, которых тебе неизбежно хочется придушить.

Автобус и метро — исключительно для гладиаторов. Изощренным коварством этой забастовки был факт, что в ней участвовали не все работники транспортной сферы. Члены некоторых союзов продолжали выходить на линию. А это означало, что толпы пассажиров — обладателей месячных проездных — штурмовали немногочисленные автобусы. Нетрудно представить, что творилось в салонах!

Парижские пассажиры воспринимают хорошую работу общественного транспорта как должное. Поэтому, если автобус или поезд метро двигается с меньшей скоростью, чем обычно, парижан это раздражает. Или если, к примеру, автобус вынужден на каждой остановке стоять по десять минут, пока все желающие выйдут или зайдут, а над оставшимися в салоне нависает угроза выколоть друг другу глаза собственными же зонтами, привычной доброжелательности это тоже не добавляло.

Что мне оставалось делать? Я выработал маршрут, далекий от оживленных улиц, забитых загрязняющими воздух машинами, проверял заряд батарейки от плеера и отправлялся в долгий путь. Энергично шагая по Булонскому лесу, я, словно с приятелями, здоровался с такими же пешеходами. И что удивительно, они отвечали тем же, позабыв о привычном отстраненном выражении лица. Это радовало, но тут забастовка закончилась. И одним прекрасным утром все мы снова превратились в молчаливых, погруженных в себя пассажиров.

Думаю, это было неким сигналом, что мне пора наведаться к Элоди и посмотреть ее жилище.

Назвать ее дом жильем социального найма было все равно что сравнивать аромат Chanel № 5 с «эманациями», исходящими от носков бегуна.

Начнем с того, что дочь моего шефа жила в оживленном районе, в самом центре квартала Марэ, который являл из себя не болото, как ранее подсказал мне мой словарь, а супермодный центр города застройки Средних веков. Этот район наводнен различными кафешками и магазинами, торгующими одеждой и всякой всячиной, применение которым способны отыскать исключительно геи. На каждый квадратный метр площади здесь было свое агентство недвижимости, а вокруг него толпы глазеющих клиентов, истекающих слюной. И тут вдруг я, которому не составляло особого труда найти себе местечко под солнцем.

Само здание смотрелось вполне современно — думаю, постройки тридцатых годов (светло-оранжевый, безукоризненно обработанный кирпич). Высокие окна украшали металлические ставни, выкрашенные в белый, переливающийся на солнце цвет. По всему периметру фасада разбросаны миниатюрные балкончики. Кованые перила балконов, выполненные в стиле арт-деко, венчало нечто похожее на огромный сперматозоид, но, видимо, это все же были цветы. Были и живые цветы — красными бутонами они свисали из цветочных ящиков, установленных снаружи некоторых окон.

— Не может быть, чтобы так выглядело социальное жилье, — сказал я.

— Да нет же, это оно и есть. — Элоди получала удовольствие, видя, в каком оцепенении я пребываю. Еще бы, она не приглашала меня спать в компании арендодателей и изгоев общества. — Это H. L. М., — пояснила она.

— А кто это?

Почему-то мне пришло в голову, что тут живут приверженцы какой-то восточной культуры. «О нет, только не это, только не йога в шесть часов утра!» — взмолился я про себя.