— Спасибо, — усмехнулся Волков. Он повернул телефон «лицом», набрал номер. — Алло, Люба? Люб, привет. Это Андрей Волков. А Сергей дома? Куда ушел? С каким соседом? В такой-то час? Ничего себе, соседи у вас. A-а… Ну, понятно. Слушай, ты ему передай, чтобы, как вернется, мне перезвонил, ладно? Только обязательно. Спасибо. Да нормально все, слава богу. Загляну, обязательно, конечно. На выходных, наверное. Раньше, боюсь, не получится. Да. Ты им тоже передавай. Счастливо. — Он опустил трубку на рычаг и, перегнувшись через приступок, поставил аппарат на стол. — Слушай, Петро… как тебя по батюшке-то?

— Данилыч, а что? — насторожился тот.

— Так вот, предложение у меня к тебе, Петро свет Данилыч. Звякни-ка ты на центральную. И выясни, брат Петро свет Данилыч, кто из лиц мужского пола пропал без вести в период с февраля по апрель сего года. А заодно поинтересуйся обо всех случаях нападения собак. С начала года и по сегодняшний день.

— Блин, лейтенант, — вроде бы даже обиделся Чевученко, — на часы-то посмотри. Время сколько. С утречка сделаем.

— Нет, Петро свет Данилыч. С утречка не годится. Ты тут будешь груши околачивать, а нас начальство — мордой по столу возить. Так что давай, снимай трубочку — и полный вперед.

Чевученко возмущенно покачал головой.

— Приставучий ты, лейтенант, как пластырь. — Но все-таки потянулся за трубочкой, щелкнул тумблерами. — Центральная? Дежурный по ОВД старший лейтенант Чевученко беспокоит. Примите запрос.

Волков кивнул удовлетворенно, перевел взгляд на Журавеля.

— Ну что, по домам? Завтра с самого утра ноги стаптывать.

— Раз вам все равно собаками заниматься, поехали бы с ребятами, — кивнул дежурный.

— Ага, — скептически ответил Волков. — Эта взбесившаяся тварь нас там перекусает. И по сорок уколов в брюхо, чтобы не слишком пупки рвали в следующий раз.

— Успокойся, Андрюха. Сейчас сорок не делают, — усмехнулся дежурный. — Точно тебе говорю. Тремя обходятся. Два профилактических в жопу и один контрольный в голову.

Пошутил и сам же залился веселым смехом.

— Остроумные все стали, как я погляжу. Прямо «ОСП-студия», а не отделение, — язвительно заметил Волков.

Журавель коснулся его плеча.

— Слушай, лейтенант. Может, и правда, прокатимся с ребятами-то? Он ведь прав, — сержант кивнул на дежурного. — Нам большой плюс выйдет. Аккурат наша ситуация.

— А то я за сегодня недостаточно вымок, — повернулся к нему Волков. — Ноги уже гудят и хвост отваливается.

— Зато посмотрим, поучимся, как положено действовать в таких случаях. Глядишь, пригодится, — прогудел Журавель.

— Кому положено-то? Я лично вообще действовать не собираюсь. Слышал, что начальство сказало? В случае обнаружения — вызывать санитарно-ветеринарную бригаду. — Волков усмехнулся. — Так что мне учиться незачем.

— Сейчас незачем, потом когда-нибудь понадобится, — продолжал настаивать Журавель. — Поехали, Андрей.

— Только вы если собрались ехать, то поторапливайтесь, — вмешался в разговор дежурный. — Машина сейчас уйдет.

— Поехали. — Журавель посмотрел на лейтенанта. — И ребятам помощь может понадобиться. Кто знает, как там дело повернется.

Волкову ужасно не хотелось трястись в холодном сыром «бобике» да торчать еще час, а то и дольше, на стоянке перед универмагом, но… Он внезапно подумал о том, что ему с этим сержантом еще трое суток улицы придется топтать. Не то чтобы его волновали ссоры. В конце концов, на обиженных воду возят. Да сержант бы и не обиделся. Он, похоже, вообще не умел обижаться. И тем не менее на работе лучше поддерживать нормальные отношения. Если, конечно, не хочешь слыть высокомерной белой вороной. Волков не хотел.

— Ладно, уговорил, — сказал он и выдохнул: — Поехали, посмотрим, что там стряслось…

На улице истошно взвыл старенький движок. Дежурный вскочил, метнулся к окну и побарабанил в стекло, мол, подожди, не уезжай.

Журавель и Волков быстро вышли из дежурки. На улице было уже почти темно. Из-за контрастно-белого пятна света, лежащего на крыльце и ступенях, мир казался фотонегативом. «Бобик» фырчал посреди стоянки. Белое лицо водителя — сержанта Паши Лукина — таинственно маячило за боковым стеклом. Двое патрульных о чем-то оживленно беседовали на заднем сиденье.

Волков решительно направился к «уазику», угодил ногой в лужу, провалившись в выбоину почти по щиколотку, бормотнул:

— 3-з-зараза… Называется, что такое не везет…

— И как с ним бороться, — улыбнулся Журавель. — Я слышал эту шутку.

— Да какие тут шутки… — Лейтенант вышел из лужи, тряхнул ногой. — Черт, носок хоть отжимай. Все. Ангина. Или воспаление легких. Ладно, пошли, машина ждет.

Они забрались в «уазик». Журавель на заднее сиденье, Волков — на переднее, рядом с шофером.

— Вы чего это, мужики? Жены достали? — засмеялся один из патрульных — огромный, как медведь, сержант Коля Борисов. — Или телевизор поломался, а на пиво денег нет?

— Поехали, Паша, — скомандовал водителю Журавель. — Там же люди ждут…

— Ничего, — гыкнул весело Борисов. — Час ждали, еще час подождут. Ничего с ними не сделается.

Водитель дернул рукоять коробки передач. Двигатель заскрежетал.

— Потише, Паш. Коробку запорешь, — подал голос второй патрульный, Митя Дроздов.

— Поучи, поучи, — хмыкнул водитель, нажимая на газ.

«Бобик» резво выкатился за ворота и полетел по улице, поднимая колесами фонтаны воды, окатывая тротуары, остановки, припаркованные у бордюров машины, а заодно и зазевавшихся прохожих.

— Осторожнее, — предупредил Журавель, когда они обдали серым дождевым водопадом двоих пацанов, пивших пиво у самой обочины. — Люди же…

— Там тоже люди, — легко и весело парировал водитель, включая «мигалку». — И потом, то торопишь, то «поосторожнее». Ты уж, Саныч, определись как-нибудь.

«Бобик» летел по улицам, и голубые всполохи отражались в бескрайних, как море, лужах, отсвечивали в витринах и оконных стеклах.

— Мужики, держите ушки на макушке, — вдруг, посерьезнев, предупредил водитель. — Подъезжаем. Колюнь, ты сразу-то из машины не выпрыгивай. Сперва оглядись. А то эта псина тебя вмиг без жопы оставит.

— Помолчал бы, — беззлобно огрызнулся Борисов.

У супермаркета царило запустение. Посреди широкой асфальтовой площадки, над которой моргала огненно-рыжим реклама «Швепса», выстроилось три десятка машин. В основном — иномарок. У самых дверей супермаркета, раскинув руки крестом, лежал на асфальте мужчина. Голова его была странно вывернута и запрокинута. Между подбородком и воротничком рубашки зияла рваная черная рана. Плотные багровые потеки, размываемые дождем, растекались по всей стоянке. Серый роскошный плащ погибшего был забрызган кровью. Равно как и дорогой костюм. И рубашка. Галстук свесился набок и полоскался в огромной луже, словно гигантский язык. Создавалось ощущение, что мужчина — урод, лакающий по-собачьи воду. Чуть дальше лежало еще одно тело — молодой женщины. Рядом валялась перевернутая сетчатая тележка. Продукты рассыпались. Апельсины раскатились по стоянке желтыми тугими каплями, словно кто-то плеснул на крыльцо ковш раскаленного металла, который никак не хочет остывать. Тут же, в луже, валялась упаковка салфеток, пара пачек мыла, пара импортных флакончиков с таинственными жидкостями и пестрая коробочка с краской для волос. Там же лежали пакеты с колбасой, две коробки с куриными крылышками и грудками в специях. Буханка белого хлеба, завернутая в пленку.