И вот сейчас он как всегда начал фантазировать о женщине, которую называл Яньдао — на китайском название женских половых органов. Разумеется, прозвище было презрительным, но в данном случае не особенно обидным, — ибо Призрак думал обо всех женщинах, за исключением немногих деловых партнеров и женщин-«змеиных голов», которых уважал, исключительно с точки зрения использования их тела. У него перед глазами мелькнули картины того, что он намеревался проделать с Яньдао: она лежит под ним, ее голос отчетливо звучит у него в ушах, она выгибает спину, он хватает ее за длинные волосы… такие прекрасные шелковистые волосы… Призрак поймал себя на том, что вожделение начинает причинять ему физическую боль. У него мелькнула было мысль на время забыть про семейства Чангов и Ву. Можно будет встретиться с Яньдао — она здесь, в Нью-Йорке, — и воплотить в жизнь эти фантазии. Но, разумеется, поступать так не в его правилах. Сначала должны умереть «поросята». А уже потом можно будет провести долгие часы в обществе Яньдао.

Найсын.

Всему свое время.

Призрак взглянул на часы. Уже почти одиннадцать часов дня. Куда же запропастились эти три турка?

Прибыв на конспиративную квартиру, Призрак первым делом с одного из краденных сотовых телефонов, хранящихся здесь, позвонил в центр одного из землячеств в Куинсе, с которым в прошлом уже несколько раз имел дело. Он нанял троих людей для того, чтобы те помогли ему разыскать и убить «поросят». Маниакально осторожный, стремящийся как можно больше отдалиться от своих преступлений, Призрак не стал связываться с китайскими землячествами Чайнатауна, он нанял уйгуров.

В национальном плане абсолютное большинство населения материкового Китая составляют китайцы, или хань, ведущие свою родословную от династии с таким же названием, воцарившейся в третьем веке до нашей эры. Оставшиеся восемь процентов составляют национальные меньшинства: тибетцы, монголы и манчьжуры. Одно из таких меньшинств — уйгуры, живущие в западных районах Китая. Мусульмане по вероисповеданию, они являются выходцами из Средней Азии, и их родина до того, как была насильственно присоединена к Китаю, называлась Восточным Туркестаном. Отсюда прозвище, которое дал им Призрак: «турки».

Подобно другим национальным меньшинствам в Китае, уйгуры подвергались гонениям со стороны официальных властей, стремившихся ассимилировать их в китайскую культуру. Сепаратистов арестовывали, пытали и убивали. Уйгуры очень громко выступали с требованиями о предоставлении независимости; за большинством террористических актов в Китае стояли уйгурские борцы за свободу.

Уйгурское землячество Нью-Йорка отличалось спокойствием и миролюбием. Однако эта троица из Исламского центра Куинса в жестокости и безжалостности не уступала триадам, с которым приходилось иметь дело Призраку. А поскольку задача состояла в расправе с представителями национальности хань, выбор был особенно хорош; уйгурскими боевиками должны были двигать не только щедрые суммы, обещанные Призраком, — части этих денег предстояло вскоре попасть в западную провинцию Синьцзян, на поддержку уйгурского националистического движения, — но и годы унижений и притеснений.

Десять минут спустя уйгуры пришли. Обменявшись рукопожатиями, они назвали свои имена: Хайджип, Юсуф и Кашгари. Все трое были смуглые, щуплые, худые — ростом ниже Призрака, а он сам не из высоких. Они были в черных костюмах, с золотыми браслетами на запястьях и цепями на шеях, с яркими сотовыми телефонами на поясе.

Уйгуры говорили на языке тюркской группы, который Призрак не понимал, и не владели ни одним диалектом китайского. Было решено остановиться на английском. Объяснив, что ему нужно, Призрак спросил, не возникнет ли каких-либо затруднений, поскольку предстоит убивать безоружных, среди которых есть женщины и дети.

От лица всех троих заговорил Юсуф, молодой мужчина лет тридцати с черными сросшимися бровями; его английский был чуть лучше, чем у остальных. Не спрашивая мнения своих друзей, Юсуф сказал:

— Нет проблем. Мы сделаем это. Мы сделаем что ты хочешь.

Как будто ему регулярно приходилось убивать женщин и детей.

Впрочем, подумал Призрак, быть может, это и так.

Достав деньги из сейфа, Призрак выдал каждому по десять тысяч долларов, после чего позвонил в Исламский центр и протянул трубку Юсуфу. Тот по-английски сказал своему боссу, сколько денег было получено от Призрака, чтобы впоследствии не возникло споров по поводу недостаточной оплаты. Убедившись, что с этим никаких вопросов не будет, Призрак положил трубку.

— Мне нужно ненадолго отлучиться, — сказал он. — Я должен получить кое-какую информацию.

— Мы будем ждать. Можно мы пить кофе?

Призрак кивнул в сторону кухни, после чего зашел в небольшую молельню. Он зажег ароматизированную палочку и прошептал молитву, обращенную к Юй, китайскому небожителю, божественному лучнику, которого Призрак выбрал в качестве своего личного божества. После чего, спрятав пистолет в кобуру на щиколотке, он покинул свою квартиру.

* * *

Сонни Ли сидел в автобусе, пробиравшемся по залитым дождем улицам, забитым утренним потоком машин. Небо над Манхэттеном медленно светлело.

От природы циничный и грубый, Ли тем не менее был поражен увиденным. Не огромными размерами города, к которому приближался автобус, — Сонни был родом с Юго-восточного побережья Китая, самого густонаселенного пояса городов в мире. Шанхай вдвое больше Нью-Йорка, а в Жемчужной дельте между Гонконгом и Гуанчжоу проживает пятьдесят миллионов человек.

Нет, Ли был очарован автобусом, в котором ехал.

В Китае автобус является основным видом общественного транспорта. Это грязные, битком набитые машины, часто ломающиеся, в которых летом стоит удушливая жара, а зимой леденящий холод, с окнами, грязными от копоти и сажи. Автобусные станции размещаются в старых, развалившихся зданиях. Однажды Ли застрелил человека за печально знаменитым Северным автовокзалом Фучжоу, а затем его самого пырнули ножом неподалеку от того же самого места.

Одним словом, Ли никогда не приходилось видеть ничего похожего на этого бегемота: автобус был огромный и уютный, с удобными мягкими сиденьями, чистым полом и прозрачными стеклами. Даже в этот сырой, пасмурный августовский день бесшумно работали кондиционеры. Две недели Ли выворачивало наизнанку, он был совершенно разбит и не имел понятия, где Призрак. У него не было пистолета и даже пачки сигарет. Но, по крайней мере, этот автобус явился райским благословением.

Бежав с берега, на который выбросило спасшихся с «Дракона Фучжоу», Ли прошел несколько километров вдоль шоссе и на стоянке упросил водителя грузовика подбросить его к городу. Шофер, взглянув на его мокрую и грязную одежду, согласился посадить его в кузов. Где-то через полчаса грузовик подъехал к сверкающей чистотой станции, перед которой на стоянке стояло великое множество автобусов. Водитель объяснил Сонни, что здесь тот может сесть на автобус, идущий туда, куда ему нужно, — в Манхэттен.

Ли не знал точно, что необходимо при покупке билета на автобус, но, судя по всему, ни паспорта, ни каких-либо других документов для этого не требовалось. Протянув кассиру одну из двадцатидолларовых бумажек, украденных из машины Хонксе, Ли сказал: «До Нью-Йорка, пожалуйста». Он постарался произнести эти слова, подражая актеру Николасу Кейджу. Наверное, у него получилось настолько хорошо, что кассир, ожидавший услышать нечленораздельное бормотание, недоуменно заморгал и протянул отпечатанный на компьютере листок и шесть долларов сдачи. Дважды пересчитав деньги, Сонни пришел к выводу, что или кассир его обманул, или, как он пробормотал себе под нос по-английски, это «ужасно дорогая страна, твою мать».