Бомб он, однако, бросать не стал, а совсем даже наоборот – пошёл записываться к гетману в броневой дивизион, куда был, конечно, принят как человек, отлично умевший управлять машиной и георгиевский кавалер (правда, не вполне настоящий, поскольку крест он получил из рук А. Ф. Керенского, к которому доктор Турбин относился не лучшим образом).

Автор специально подчёркивает демоническую сущность Шполянского двумя чертами.

Во-первых, он «чрезвычайно похож на Евгения Онегина», что, разумеется, должно поставить читателя в тупик.

Онегин – литературный персонаж, у которого никакой внешности, помимо зафиксированной пушкинским же рисунком, не имеется. Причём если в «Борисе Годунове», например, Александр Сергеевич приводит описание самозванца Григория Отрепьева (документальное, кстати), то в «Евгении Онегине» ничего подобного нет.

Кстати, «Евгений» в романтической литературе, которую пародировал Пушкин в своём романе, имя злодея. Игра состояла в том, что читатель, привыкший к романтическим штампам (которые разбросаны по произведению в количестве примерно «оver 9000»), должен ждать от него неких кровопролитиев, а он только чижика съел (в смысле – застрелил на дуэли юного поэта, но, поскольку речь шла об относительно честной дуэли, злодейства в этом нет). Знал ли Булгаков об этой особенности пушкинского текста? Бог весть. Но странный злодей, не совершающий злодейств, уж очень созвучен эпиграфу «Мастера и Маргариты» – «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» (И. В. Гёте, «Фауст»). Это ж неспроста.

Во-вторых, «всему городу Михаил Семёнович стал известен немедленно по приезде своём из города Санкт-Петербурга».

Перечитаем эту фразу ещё раз. Из Санкт-Петербурга. Да. Именно так.

События, как мы помним, происходят в 1918 году. Когда приехал Шполянский в Киев, непонятно, но он сразу прославился «как превосходный чтец в клубе “Прах” своих собственных стихов». Таким образом, клуб этот должен был уже существовать и себя как-то зарекомендовать. Под названием «Прах» (точнее – ПРАХ: это аббревиатура – «поэты, режиссёры, артисты, художники») в романе показан реальный клуб «Х.Л.А.М.» (художники, литераторы, артисты, музыканты), работавший в зале гостиницы «Континенталь» на углу Крещатика и Николаевской (Городецкого).

Когда именно был основан «Х.Л.А.М.», точно неизвестно, но считается, что в 1918 году. Так что и появился Шполянский в Киеве весной-летом 1918 года, т. е. в то время, когда Санкт-Петербурга на карте не существовало уже 3,5–4 года – 31 августа 1914 года он был в припадке патриотизма «декоммунизирован» в Петроград. Как-то уж очень долго Михаил Семёнович до Киева добирался. Такое впечатление, что он по дороге преодолевал не столько пространство, сколько время…

Ну и, кроме всего прочего, Шполянский связан с Юлией Рейсс, – по-женски непоследовательным и умеренно загадочным персонажем романа. Она спит с Турбиным, но остаётся верна Шполянскому. Это, впрочем, взаимно: Шполянский «содержал балерину оперного театра Мусю Форд и ещё одну даму, имени которой Михаил Семенович, как джентельмен, никому не открывал».

Ну и масса всяких разных частностей. Он, например, не нуждается в деньгах, нигде не работая (как не вспомнить червонцы из «Мастера и Маргариты»), ухитряется заполучить себе номер в лучшей гостинице в переполненном городе (+ квартирка Юлии) и т. п.

Известен он как деятель культуры. Булгаков специально перечисляет его подвиги на этой ниве: «пил белое вино, играл в железку, купил картину “Купающаяся венецианка”, ночью жил на Крещатике, утром в кафэ “Бильбокэ”, днем – в уютном номере лучшей гостиницы “Континенталь”, вечером – в “Прахе”, на рассвете писал научный труд “Интуитивное у Гоголя”».

Политическая деятельность Шполянского нелогична и непоследовательна. Он заявляет, что собирается усилить обороноспособность города перед лицом погромщика Петлюры, но вместо этого выводит гетманские броневики из строя. Несколько проясняется его роль в сцене на параде петлюровских войск, когда он спасает большевистского агитатора. Очевидно, перед нами – большевистский агент. Но цели его остаются неясными, как и неясна степень вовлечённости в его политическую деятельность Юлии.

В общем, Шполянский в романе персонаж очень важный – он оказывает решающее во многом влияние на судьбы героев, при этом, не будучи с ними даже знаком! Представьте, как бы развивались события, если бы все броневики выехали? Ну уж точно Турбин не столкнулся бы на Прорезной с петлюровцами, не был бы ранен и не встретился с Юлией…

Вопрос о прототипе

Естественно, возникает вопрос относительно того, а был ли у Шполянского прототип, и тут как раз между булгаковедами есть полное единство мнений. Это, безусловно, Виктор Борисович Шкловский – русский советский писатель, литературовед, критик, сценарист. Именно он ввёл в русский язык понятие «гамбургский счёт».

Шкловский был членом комитета петроградского Запасного броневого дивизиона, в качестве его представителя участвовал в работе Петроградского совета. Как помощник комиссара Временного правительства был направлен на Юго-Западный фронт, где в июле 1917 года возглавил атаку одного из полков, был ранен в живот и получил Георгиевский крест 4-й степени из рук Лавра Корнилова.

Почему именно Булгаков обошёл вопрос с награждением Корниловым, в общем, понятно: Корнилов – один из виднейших деятелей «белого» движения, причём именно тот, который лично вёл солдат в бой и в бою погибший. Он, прямо скажем, противоречил линии на «предательство генералов», которая явно заметна в «Белой гвардии» и нашла полное выражение в «Днях Турбиных». Окарикатуренная большевистской пропагандой фигура Керенского тут была более к месту.

Шкловский, правда, был эсером, а не большевиком, но и партийность Шполянского нигде явно не указывается. В конце концов, не дело белогвардейцев разбираться в сортах… революционеров.

Мариэтта Чудакова заявила, что она первая обнаружила данный факт, но, при всём уважении к Мариэтте Омаровне, её заявление – плод недоразумения, поскольку первым обнаружил это сам Шкловский.

Впервые этот период его жизни был описан в автобиографической книге «Сентиментальное путешествие», изданной в 1923 году в Берлине. В уже советской автобиографии 1972 года, за 11 лет до статьи Чудаковой, он написал так: «Попал в Киев. Увидел белую Россию. В Киеве поступил шофёром в броневой дивизион Скоропадского. Там я засахарил его броневые машины. (…) Об этом написал Булгаков, одним из дальних персонажей романа которого я оказался». Кстати, в Киеве он тогда женился и свою жену описывал так: «дама жила в комнате с коврами и со старинной мебелью красного дерева; мне она и мебель показались красивыми». Где-то мы видели такое описание… Не квартира ли это Юлии Рейсс? Всё может быть.

Кстати, относительно «засахаривания» кто-то приврал. Вообще в 4-м бронедивизионе гетманской армии в Киеве было шесть бронеавтомобилей, и они принимали участие в осенних боях. В частности, броневики поддерживали действия дружины Кирпичёва около Борщаговки. На