Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце уже село, когда мы закончили копать. Садри насобирала дров, и развела костер. Я сам снял с Бэт снаряжение, но цепочку с крылом оставил. Это ее. Винтовку, пояс с кобурой и магазинами отдал Фрее. Ралу и Зака положили рядом, они вместе жили, и вместе умерли. Тяжелее всех было прощаться с Бэт. Я положил ее первую винтовку к ней в могилу, чтобы в загробном мире она не оказалась безоружной. Ралу и Зака я решил похоронить в их экипировке и так же с оружием, просто потому, что взять это было некуда, а оставлять на земле не хотелось.
Долго не мог решиться взять лопату, и забросать тела землей, но собрав себя в кучу принялся закапывать своих друзей. Трое моих одноклубников остались в этой земле, но теперь я точно знал, что Москва подождет. Подождет, пока не свершится месть. Этот багги не сам по себе, я успел осмотреть ее, и увидел намалеванную на корме эмблему: крест, а за ним перекрещенные кости, буквой "Х". Я найду их всех.
Начало ночи ушло на то, чтобы разгрузить уничтоженный перехватчик. Золото и остатки запасов кое-как поместились в оставшиеся три мотоцикла, кое-что засунули к Садри в мешок, который она надела на спину. Оставаться тут мне не хотелось, я рассчитывал найти трактир в Новгороде, поэтому дал команду двигаться, но перед этим облил горючкой багги, и поджег. Яркое пламя осветило все вокруг, и вот теперь пора ехать, пока никто к нам не пришел. Фары на моем мотоцикле оказалось достаточно, чтобы осветить Дорогу. Нет, это не Дорога Проклятых, это Проклятая Дорога.
- Смерти нет. - сказала слепая, когда я тронулся в путь.
Это были ее первые слова с нашего последнего разговора. Комок опять подступил к горлу, но я держался из последних сил, чтобы слезы не залили глаза. Город приближался. В темноте я видел, что подсвечены отдельные районы. Это анклавы? И как они сосуществуют? Мирно, или воюют между собой? У меня было много вопросов, и ни одного ответа, и чтобы эти ответы найти, требовалось сунуть голову в петлю, но это меня не пугало.
Добравшись до первого освещенного поселения, я увидел добротный забор из бетона и металла, и стоило нам приблизиться, как в глаза ударил электрический свет яркого прожектора. Я остановился, и прикрыл лицо ладонью.
- Проход закрыт! - крикнул голос из-за стены.
- Пустите переночевать! - проорал я в ответ.
- Завтра приходи!
Вот черти.
- Валите отсюда! Стрелять буду! - прозвучала угроза из-за забора.
Эти стрелять будут, даже сомнения не возникало, поэтому я развернул мотоцикл, и двинул в глубь города, в обход поселения, стараясь к нему не приближаться. На душе было черно. Один раз я заметил некроморфа, но он отправился в сторону, противоположную нам. И хорошо. Не было желания с ним связываться. Я ехал в направлении другого источника света, когда неожиданно наткнулся на бар.
Да. Бар. Двухэтажный облезлый дом из шлакоблока, покрытый металлом, стоящий за добротным забором из профлиста, который чинили всяким строительным мусором. На первом этаже горел электрический свет, яркая лампа освещала двор. Въезд во двор был открыт, но охранялся тремя здоровяками в коже, вооруженными автоматическим оружием. Я не поверил своим глазам, и остановился около распахнутых ворот. Один из охранников вышел за ворота и помахал рукой, приглашая нас заехать. Я не знал, что делать. Заедешь, а тебе в затылок пулю пустят. Это здесь не в диковинку. Мимо меня проехал Виль, и припарковался на освещенной части двора. Чтож… Я последовал за искателем, замыкала нашу процессию Садри. Припарковавшись, я спешился и повернулся к подошедшему охраннику.
- Здрасти, гости дорогие!.. - начал он, но я прервал его речь.
- Ты Петрушка-веселушка, и всего за патрон проведешь экскурсию по вашему замечательному дому?
Охранник расхохотался, а потом сказал:
- Нет, я пришел сказать, что остановка рубль с мотоцикла, оружие разрешается держать при себе, но не размахивать. Стреляем без предупреждения.
Я переварил информацию, кивнул, вытащил из кармана три золотых рубля, и отдал их охраннику. Тот кивнул в ответ, дал мне три металлических зеленых квадратика, и ушел на пост. Я взял слепую под ручку, и толкнул дверь бара. Несколько длинных столов, народу нет, только охрана зевает по углам, небольшая сцена, на которой танцевала обнаженная девица, барная стойка, а за ней сухонький мужичок небольшого роста, волосы, спускающиеся почти до плеч, тронуты сединой, на лбу и макушке лысина, одет в льняные штаны, матерчатые ботинки и кожаную безрукавку. От левого плеча к кисти спускается безобразная полоса скверны, левый глаз совершенно белый, правый обычный, с радужкой серого цвета.
Я усадил слепую за стол, а сам подошел к стойке.
- Дай нам что-нибудь пожрать, - сказал я бармену, - и пива. Мне что-нибудь крепкое.
Бармен внимательно посмотрел на слепую, потом на Виля, дольше всего задержал взгляд на Фрее.
- Пожрать у нас картошка жаренная с мясом. Крепкого тебе, говоришь? Есть у меня спирт. Будешь?
Спирт? Как давно я не слышал этого слова! Конечно буду!
- Неси. - коротко бросил я, и ушел к своим.
Пиво нам принесли сразу, Фрея отпила пол кружки залпом, Садри посмотрела, и немного пригубила. Виль смаковал пиво, приложив кружку к губам и неторопливо потягивая, слепая к пиву не притронулась, а я ждал свой спирт. Минут через пять нам принесли жареную картошку, и у меня сложилось ощущение, что на сковороде не было не то, что масла, но даже жира, отчего ломтики картошки подгорели. Следом за картошкой принесли и мой спирт. Поллитровая пластиковая бутылка, заполненная на две трети, и чудом уцелевший, видавший виды пластиковый стаканчик. Я налил в него спирта на два пальца, и понюхал пойло. Нет, горючкой не пахнет, зато запах знакомый… Пшеничная водка?
Отпив, я сморщился, и поставил стаканчик на стол. Уух, да. Пшеничная водка, дерьмового качества. Надеюсь, голова завтра болеть не будет. Поставив стакан, я потянул руку к своей вилке, а сидящая справа от меня слепая молниеносным движением сцапал стаканчик, и опрокинула его содержимое в рот. Я даже до вилки руку не донес, уставившись на маневр Лии. Вот чего-чего, а такого я от нее не ожидал. Совершенно. Не перестает меня удивлять.
Слепая, тяпнувшая водки, задержала дыхание, и налилась красной краской. Обычно бледная рожа стала пунцовой, она выдохнула, и