– Брекен, можно позвонить с твоего телефона домой?

– Конечно. Только у меня садится батарея. И мне нужно будет зарядиться, когда вернемся в машину.

– Да, обязательно. Спасибо.

Разблокировав мобильный, он протягивает его мне. Я набираю мамин номер и останавливаюсь, не нажав последние две цифры. Конечно, оставлять маму в неведении нельзя, но, если я ей позвоню, что случится тогда? Мне рассказать ей о том, как мы поменяли маршрут? И про аварии? Про то, что магистраль перекрыта? Невидимый кулак сжимает мне сердце. Два года назад я бы позвонила не раздумывая, но сейчас… Когда мы виделись в последний раз, у нее все еще были расшатаны нервы. По телефону голос у нее спокойнее, но я-то знаю свою маму. Я не могу стоять тут полчаса и с чужого номера уговаривать ее не совершать глупостей. Нужно, чтобы она была спокойна. И еще я должна быть уверена, что смогу закончить звонок через пять минут.

А значит, маме звонить нельзя.

Вместо этого я звоню папе. Он не отвечает. Я перезваниваю. Снова нет ответа: наверно, из-за того, что я звоню с незнакомого номера. Наконец, с третьей попытки, я дозваниваюсь. Услышав его голос, я слабею от облегчения. Одного «алло» хватает, чтобы настоящий мир влился в нынешний кошмар, точно солнечный луч через раскрытое окно.

– Папа, – резко выдыхаю я.

– Мира… – Он явно встревожен. – Что происходит, детка? Я пытался дозвониться до тебя с тех пор, как узнал про отмену рейсов. Ты как?

– Ну, относительно в порядке.

– Давай рассказывай. Ты где?

Я вздыхаю. Боже, какое облегчение.

– Даже не знаю, с чего начать.

Он коротко смеется.

– Ну, например, с того, почему ты звонишь с чужого телефона.

– До этого много всего случилось.

Я рассказываю ему о том, как задержали мой рейс, как я согласилась поехать с ребятами, и про наше злосчастное решение свернуть на I-80.

С папой мне не приходится врать о придуманной семье, потому что он не впадает в панику по любому поводу. Он выслушивает меня, периодически вставляя «ага». По паузам в его междометиях я понимаю, когда он не одобряет мои поступки. Я его не виню. Я сама от себя не в восторге.

В какой-то момент я начинаю описывать аварию на мосту, а потом меня уже не остановить. Я беспорядочно перескакиваю с дорожной остановки на пугающего незнакомца в бейсболке, оттуда – к потерянному телефону, потом говорю про сонливость Кайлы. Про кражу бензина я не рассказываю: это уж слишком, даже для папиных ушей.

– И где ты сейчас? – спрашивает он.

– Не знаю. На какой-то проселочной дороге. Погода просто ужасная. Мы едем по сугробам.

– Должен сказать, мне это все не нравится.

– Мне тоже, – честно признаюсь я.

– Может, остановитесь на какой-нибудь заправке или в гараже? Отдохнете, позвоните в полицию. Они отвезут вас в участок, и вы хоть побудете в тепле и безопасности, пока не расчистят дороги.

– Уверена, что полиция сейчас по горло занята авариями. И мы застряли в какой-то глуши. Даже домов вокруг никаких.

– Что вы планируете делать дальше?

– Попробуем поехать на запад и свернуть обратно на I-80, где открытый въезд.

– И как тебе этот план? Как думаешь, ты в безопасности?

Я глубоко вдыхаю пропахший соснами воздух и поджимаю замерзшие пальцы ног внутри ботинок.

– Вроде да. Не знаю.

– Давай поговорим. Они лихачат на дороге?

– Нет, нет, совсем нет… – Я замолкаю, пытаясь понять, что чувствую. – Не знаю, просто мы друг друга не знаем. И они немного…

– Странные? – спрашивает папа.

– Да. Да, типа того. Чудные какие-то.

– В смысле, опасно чудные или просто со странностями?

– Наверное, просто.

Разговаривая с папой, я слышу, как глупо звучат мои слова.

– Если честно, я так устала, что едва держусь на ногах. Или я все же драматизирую.

– Да, голос у тебя измученный. Не хочу менять тему… – Папин голос звучит сочувственно. – Но звонила ли ты маме?

– Да, позвонила ненадолго… – Я прикусываю губу. – На самом деле я хотела с тобой поговорить про маму. Ты в курсе, что Дэниел от нее ушел?

Он молчит. Видимо, не расслышал меня.

– Они с мамой расстались. Ты знал?

Снова пауза. Однако на сей раз я уверена, что он меня услышал. Значит, он был в курсе.

Я не успеваю ничего спросить. Папа шумно выдыхает:

– Мира, об этом мы можем поговорить потом. Сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы ты в целости и сохранности добралась домой.

– Ты знал – и ничего мне не сказал? Сейчас же годовщина смерти Фиби, пап! Я нужна маме.

– Я знаю, как плохо было твоей маме, когда умерла Фиби. Но сейчас ей лучше. С ней все в порядке. Мы оба беспокоимся о тебе.

Я смеюсь, и мой смех звучит печально.

– У меня все хорошо! А у нее – нет. Это я точно знаю. А вот чего я не знала, так это что после переезда к тебе я перестану получать новости от мамы.

– Ты к нам несправедлива. У нас были причины тебе не рассказывать, и мы поговорим о них позже. Твоей маме надо, чтобы вы с ребятами благополучно разъехались по домам. Этим и займись, пожалуйста.

«Вы с ребятами». Ага. Только вот мама думает, что эти ребята – взрослые семейные люди с детьми. Я морщусь.

– Кстати, об этом… – Я замолкаю, топчась в снегу. – Ладно, это тебе точно не понравится. Мама знает, что я еду с Харпер, но она думает, что с нами еще и родители Харпер. И что мы все еще едем по I-78. Я ей слегка приврала.

– Ты знаешь, что я не одобряю ложь. Тем более собственной матери.

– Да, да, конечно. Когда я доберусь домой, можете запереть меня в комнате, пока мне не исполнится сорок. Но, пап. Пожалуйста, позвони ей. Она не знает, что я потеряла телефон. Она точно беспокоится. Если я ей позвоню…

– Она никогда не повесит трубку, – вздыхает папа.

– Ага. А еще вызовет нам на подмогу национальную гвардию и канадскую конную полицию.

– Сомневаюсь, что у нее есть там связи или что Канада придет вам на помощь, – говорит он со смешком.

Его чувство юмора меня успокаивает. Я, как наяву вижу прищур его темных глаз и широкую улыбку.

– И, кстати, я и сам переверну мир вверх дном, если понадобится.

– Пап, пожалуйста, – тихо говорю я. – Просто попытайся сделать так, чтобы она не нервничала.

– Слушай, я позвоню маме. Но ты не можешь бесконечно за нее переживать. Позаботься о себе. Сейчас важно, чтобы ты оказалась дома.

Он вынуждает