Ли сделал глоток из ледяной банки.

Вот это да!

Что ж, поплывем по течению. Будем держать ушки на макушке и, когда наступит критический момент, сделаем то, что надо.

Он поднял глаза, стараясь защитить их от слепящего солнца. Может быть, этот сверкающий на небе диск – на самом деле есть Божий глаз? Наблюдает за ним. Следит за каждым движением. Взвешивает каждый поступок. Читает его эмоции, как будто они написаны на сердце, читает легко, как юрист читает в контракте то, что напечатано самым мелким шрифтом.

Возможно, его добрые дела взвешены вместе с плохими. Как у тех дохлых египтян? Когда Ли было четырнадцать, он видел гробницы в Долине Царей и собственными глазами рассматривал роспись на стенах. Эти изображения, сделанные три тысячи лет назад, запечатлелись в его памяти, будто отпечатались на сетчатке глаз. Он стоял в прохладной душной гробнице, а его глаза не отрывались от изображения мертвого египтянина с трупно-зеленоватым лицом, чье тело было обмотано белыми бинтами. И еще там был бог смерти Осирис, который взвешивал дурные и добрые дела мертвого. Добрые – на правой чаше весов, злые – на левой. «Я мертв, – думал он. – И это – Испытание». Ли видел, как к нему уверенными шагами направляется Джад Кэмпбелл. «О'кей. Ли, старина, – сказал он себе. – Думаю, твое Испытание начинается».

– Хочешь выпить? – спросил Сэм Зиту.

– Готова за выпивку пойти на любое преступление. Надеюсь, ты сейчас вынешь из заднего кармана брюк плоскую фляжку с коньяком?

Он слабо улыбнулся:

– Сожалею. Я собирался взять в автомате кока-колу. Хочешь?

– А ты не мог бы вместо колы взять перье?

– Считай, оно уже у тебя в руках.

Сэм перешел залитую солнцем автомобильную площадку и добрался до автомата, стоявшего прямо у стены Гостевого центра. Яркое синее небо говорило, что день будет по-настоящему летний.

«Но какой это день недели?» – спросил он себя. И тут же почувствовал головокружение, будто голова готова была сорваться с нарезки и улететь, как воздушный шарик, – прямо в синее великолепное небо. Вместе с его разумом.

Черт, нужно побольше сахара, чтоб повысить его содержание в крови!

Сэм долго возился, перебирая незнакомую мелочь. Какой-то японец, лет эдак сорока пяти, сказал ему:

– Вы тоже не слишком хорошо разбираетесь в этой системе? Разрешите я помогу. – Он взял мелочь с ладони Сэма и скормил медяки машине. – Странные деньги, – продолжал японский турист, улыбаясь. – Надо какое-то гребаное время, чтоб к ним привыкнуть. И климат тут дурацкий. Я, мать их растак, просто в нем не разбираюсь. Теперь можете выбирать свои напитки.

Сэм улыбнулся, кивнул и стал нажимать на большие кнопки, каждая из которых соответствовала рисунку банки с определенным напитком – расчет на неграмотных и на иностранных туристов. Когда банки с лязгом проскочили в прорезь и улеглись в приемнике, японец снова широко улыбнулся.

– Немец? Дейч?

– Американец.

– Это хорошо. Не сможете ли вы объяснить мне, почему англичане валяют дурака с этими гребаными датами? Проснулся утром – вторник. Приехал к этой дырке в земле. Вернулся в отель, швейцар говорит – понедельник. И теперь, мать их, ничего не понимаю. А часы говорят мне – вторник. Скажите, сэр, почему эти англичане валяют дурака со своим гребаным временем?

Сэм тоже улыбнулся и пожал плечами:

– Непредсказуемая островная раса, я так понимаю.

– Я тоже. Спасибо вам. И доброго утра, сэр. – Японец низко поклонился.

Любопытный обмен мнениями,говорил себе Сэм, возвращаясь к «роверу». Зита подняла капот машины и заглядывала в мотор. Японец говорил легкомысленно, даже насмешливо о странных привычках здешних туземцев. Но он отметил очень важный факт – ход времени в округе изменился. Подобно им самим, японец не хотел ломиться в дверь и орать: «Господи Боже мой! Время-то изменилось!» – а потом выглядеть идиотом, если люди вокруг скажут, что ничего подобного не заметили. Конечно, сегодня вторник, двадцать третье июня.

– На, держи, – протянул он Зите банку. Она нажала на клапан, все еще продолжая смотреть на мотор.

– Нашла поломку?

– Ничего. Выглядит отлично.

– Другие моторы тоже отключились одновременно с нашими телефонами.

– Ты в машинах разбираешься?

– В Великом Двигателе Внутреннего Сгорания? Нет. Ноль. А ты?

– В школе у нас был курс ухода за автомобилем. Я полагаю, что наша проблема выходит за рамки грязи в бензопроводе или севшего аккумулятора. – Зита с наслаждением сделала большой глоток сверкающей минеральной воды. – Ох-х-х! Вот это здорово!

– А что поделывает Джад Кэмпбелл?

– Он знает тех четверых, что в театральных костюмах. Это сопровождающие туристов, что приехали на автобусе.

– И чего он от них хочет?

– Чтоб помогли успокоить своих подопечных и уговорили их подождать, пока кто-нибудь съездит в город и узнает, что там происходит.

– Что ж, это может сработать. Но скоро эта публика начнет волноваться и станет расспрашивать, почему это их шофер не может исправить автобус или хотя бы не свяжется с ближайшим гаражом. – Сэм вынул свой мобильный телефон и нажал кнопку. – Боюсь, у Джада ничего не получится, если он захочет удержать тут этих людей навсегда. Ага, вот это уже лучше...

– Пробился? – Зита с грохотом опустила капот машины.

– Да, я получил сигнал Службы Времени. – Вот послушай.

Зита подошла ближе, он протянул ей телефон, и она услышала мужской голос, отсчитывающий часы, минуты и секунды.

– Пока довольно плохо, – сказала она. – Шипит, будто жарят яичницу.

– ...третий удар... -фоновый шум... – спонсирующая фирма... Аккурист... -снова шумы, треск, шипение... – пятьдесят восемь... и сорок сек... -Снова шумы. Затем три гудка говорящих часов.

Зита сказала:

– А все-таки слышно куда лучше, чем раньше.

Сэм поднял палец, когда автоматический голос перешел к новому объявлению. Теперь этот голос звучал яснее, хотя шумы все еще мешали приему:

При третьем гудке время, спонсируемое Аккуристом, будет два-пятьдесят восемь... и пятьдесят секунд... -Сэм нажал на кнопку.

– Два пятьдесят восемь, – сказал он. – Для ровного счета три часа. А на моих без десяти. Разница невелика.

– Может, эта штука... время... временная аномалия... выполаживается?

– Может быть.

– Но ты не думаешь, что это происходит на самом деле? Если наши часы говорят нам, что сейчас без пяти три, а радио сообщает, что сейчас ровно три, то расхождение очень незначительное. – Зита, казалось, приободрилась. – Всего каких-нибудь три – пять минут.