— позеленел весь. Я так спокойно ему и говорю — давай денег на ребенка, иначе скандал устрою, а потом в суд пойду. Он-то сдуру давай ругаться — что мне твой суд, я по документам нигде не работаю, так что никаких тебе алиментов не будет. Очень хорошо, говорю, тогда я — сразу в налоговую. Скажу, что тут работаешь, а налогов не платишь.

Он налоговой не очень испугался, а испугался, что из бара его хозяин турнет. Дал мне сколько-то денег, я и ушла. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Давно это было? — спросил Шерстоухов.

— Недавно. Что-то мне подсказывает, что бывший мой какие-то там криминальные дела крутит, так что пока не уволится. Слушай, а ты зачем его ищешь?

— Как свидетеля. Мне его делишки без интереса, — отмахнулся Шерстоухов.

— Ну ладно, а то нам с Максимкой не нужно, чтобы его на зону упекли. Мы с ним не развелись еще.

— Так разводись, пока он тебе подлянку какую-нибудь не устроил! — в сердцах сказал Шерстоухов. — Чего тянешь-то? Ждешь, что бандиты явятся и квартиру отдать потребуют? Сама говоришь — замешан твой бывший в криминале, так что рано или поздно нарвется он. А у тебя ребенок маленький…

— Да я уж и сама собиралась… — вздохнула Галина.

— Ладно, спасибо тебе за сведения, на работу мне надо.

— Пока-пока… — Галина грустно улыбнулась и заперла за ним дверь.

Женщина вздрогнула и проснулась от резкого, тревожного звука.

Она осознала, что заснула в кресле перед работающим телевизором и разбудил ее какой-то звонок…

Телефон?

Нет, это был дверной звонок…

Звонок раздался снова — резкий, настойчивый.

На экране телевизора длинноногая девица в бирюзовом платье с жизнерадостной улыбкой говорила, что погода и дальше будет отвратительной.

Женщина нашарила пульт, выключила телевизор, с трудом поднялась.

От сна в неудобном положении все тело затекло и плохо слушалось, во рту было сухо и горько.

В дверь снова позвонили.

Женщина окончательно проснулась — и вместе с ней проснулось застарелое беспокойство. Больше того — страх…

Стараясь ступать бесшумно, она вышла в прихожую, подошла к двери, выглянула в глазок.

Выпуклая линза искажала картинку, но она все равно узнала человека, который стоял на лестничной площадке. Человека, который внушал ей безотчетный, необъяснимый страх…

Она боялась его, боялась до судорог, до головокружения, особенно сегодня, потому что она догадывалась, зачем он пришел.

Он еще раз надавил на кнопку звонка, потом к чему-то прислушался и негромко проговорил:

— Открой. Я знаю, что ты дома. Я знаю, что ты стоишь за дверью. Открой, нам нужно поговорить.

Женщина не шелохнулась, она даже затаила дыхание.

— Да открой же! — повторил человек за дверью. — В конце концов, это просто глупо! Глупо и неприлично!

Эти слова попали в ее самое уязвимое место.

Всю свою сознательную жизнь эта женщина боялась выглядеть глупо и неприлично, боялась косых взглядов соседей и сослуживцев, боялась неодобрительного шушуканья за спиной…

И сейчас соседи наверняка прислушиваются к их разговору, выглядывают в глазки своих дверей…

Она тяжело вздохнула и открыла дверь. Мужчина проскользнул в прихожую, обжег ее быстрым, подозрительным взглядом темных глаз. Женщина попятилась.

Этот человек вызывал у нее странные, двойственные чувства — страх и в то же время восхищение.

Давно, когда она была совсем маленькой девочкой, родители оставили ее летом на даче у тетки. У этой тетки был огромный черный пес с белой полосой на морде. Он сидел на цепи, и девочке не разрешали подходить к нему близко. Считали, что это опасно.

Но когда рядом никого не было, она все же подходила к собаке.

Подходила на непослушных, негнущихся ногах, затаив дыхание.

Стоя на безопасном расстоянии, она долго смотрела на грозного черного зверя, смотрела в его янтарные глаза, слушала хриплое, тяжелое дыхание. При этом девочка чувствовала безотчетный страх — но в то же время какое-то непонятное, волнующее чувство. Должно быть, такое же, какое чувствуют парашютисты, когда прыгают из самолета в гудящую, сияющую бездну.

И сейчас, глядя на этого мужчину, на его смуглое лицо, на седую прядь, пересекающую голову, как сабельный удар, она чувствовала что-то похожее — безотчетный страх и такое же безотчетное, необъяснимое восхищение.

— Проходи, — проговорила она, отступая в сторону.

Он пошел за ней, но вдруг схватил ее за плечи, пристально взглянул своими желтыми глазами и спросил:

— Почему ты меня не пускала?

— Я не знала, что это ты… — Она постаралась высвободиться, но он еще несколько секунд сжимал ее плечи и смотрел, смотрел…

Наконец отпустил ее и сухо промолвил:

— Допустим.

Женщина зябко передернула плечами, вошла в комнату, обернулась, встретилась с пристальным взглядом янтарно-желтых глаз и снова вздрогнула.

Постаралась справиться с собой, вспомнив о простых обязанностях гостеприимства.

— Хочешь кофе? Или, может быть, чаю?

— Не сейчас!.. — мужчина пренебрежительно махнул рукой. — Скажи лучше — ты нашла?

Женщина похолодела. Она была права. Он пришел именно за этим.

— Нашла — что? — переспросила она, чтобы выиграть немного времени. Она постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно, почти равнодушно, не выдавая страха.

— Не зли меня! — прошипел мужчина и схватил ее за руку.

Его рука была холодной и твердой, как сталь. В его желтых глазах вспыхнули багровые искры, словно отсветы далекого костра. Нет, не костра — пожара…

— Не зли меня! — повторил он тихим свистящим голосом. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Спрашиваю еще раз, последний: ты нашла?

Женщина задохнулась от этого змеиного голоса, от этих багровых отблесков в его глазах. Она перевела дыхание и проговорила, с трудом справившись с голосом:

— Нет, я не нашла…

— Как же так? — Он смотрел на нее пристально, упорно, как будто хотел проникнуть взглядом прямо в ее мозг. — Как же так? Ты же была совсем близко… нет, я тебе не верю!

Вдруг в его руке появился шелковый платок.

Тот самый шелковый платок, точнее — один из тех платков…

— Только не это! — вскрикнула женщина.

Точнее — только хотела вскрикнуть, но не успела, потому что платок шелковой змейкой обвился вокруг ее шеи, перехватил горло, она больше не могла не то что кричать, но даже шепотом молить о пощаде, даже дышать…

Он перехватил второй конец платка свободной рукой и начал медленно затягивать его. Глаза женщины вылезали из орбит, свет вокруг померк, на нее наползала густая вязкая тьма, в которой плясали багровые языки пламени… и среди этих багровых всполохов появилась огромная и свирепая женщина с синим лицом, женщина в ожерелье из черепов — Она, Великая Черная Мать…

Женщина уже простилась с жизнью. Она уже заскользила в