плотность кристалла, а Фог всё продолжала её нагнетать. – …потихоньку раздавлю его к пёсьей матери! А, чтоб тебя! – всхлипнула она и из последних сил шарахнула сгустком морт по камню. – За что? Что я тебе сделала-то?

Камень брызнул в стороны цветными осколками. Фог молча плюхнулась на колени и сгребла крошку на ладонь.

Сидше рассмеялся.

– Что ж, можно и так, – кивнул он и убрал нож. – Март, возьми осколки и кольцо, выбросишь через люк для мусора. Понял?

– Слушаюсь.

– Фогарта, вы успокоились? – Сидше наклонился и положил ей руку на плечо, несильно стискивая пальцы.

– Нет. – Грудь ходуном ходила, так что дышать было почти больно. – Гроза не развеется. Даже если кольцо её притянуло, теперь она уже существует сама по себе. Ваш дирижабль выдержит?

– «Штерра»? Не думаю. Но ничего страшного. Просто уйдём выше, как и хотели. Чирре, ещё пятьсот. Курс прежний.

Натужно скрипя, словно рассохшаяся повозка, «Штерра» стала набирать высоту. Фогарта, так и не сумев подняться, отползла в сторону и прислонилась к стенке. Звуки доносились как из кувшина, гулко и невнятно. Сидше говорил что-то о гребне грозы, через который будто бы надо перевалить, и тогда худшее останется позади. Бледный и взмокший от напряжения Чирре называл страшные цифры – две тысячи, две с половиной, три… На четырёх с половиной тысячах бурлящая серость за бортом схлынула, и глаза резанул солнечный свет, такой яркий и холодный, что выступили слезы.

– …ещё триста, – приказал Сидше, прищуриваясь. Первый пилот сгорбился и заговорил, впервые за всё время.

– Нельзя. Ветер, вы же видите.

– Если пойдём на этой высоте – рухнем обратно в облака, – покачал головой Сидше. – Дай сигнал Колуму, пусть увеличит мощность.

– Исполняю.

– Нельзя, – вмешалась Фог, преодолевая дурноту. Всеми позабытый светильник катался по полу из угла в угол, как детская погремушка. – Не выдержит система. В проводящих жилах – сгустки морт, и если увеличить напор, то либо жила разорвётся, либо двигатель остановится, и…

– Придется рискнуть, – мягко перебил её Сидше. – А сейчас, госпожа, прошу вас помолчать. Пока я капитан «Штерры», и я принимаю решения.

Фогарта согнула ноги и уткнулась в колени лбом.

Под сомкнутыми плотно, до боли, веками плясали разноцветные круги – и, сплетаясь, складывались в слова. Цепкая память киморта, хранившая всё, от первых образов детства до запутанных схем грандиозных механизмов, обернулась теперь изысканной ловушкой. Переведённые утром отрывки из дневника проносились перед мысленным взглядом и отравляли кровь ядом безнадёжности.

«…решительно против меня, точно сама воля морт противится этому желанию.

Попытки найти Д. ни к чему не привели. Дочь его, избежавшая нашего проклятия, не понимает меня и просит отступиться от отца. Да, он был прав – то уже не беспомощная девица, а взрослая женщина, искусный Мастер, жена и мать… Ей незачем бежать за Д., ибо у неё своя жизнь.

А я, погрязая глубже и глубже в трясине бессмысленного бунта, затеянного первым воеводой лорги, постепенно разуверяюсь в своих силах – и намерениях. Стоит мне всерьёз обратиться к какой-либо теории, то либо на моём пути возникают неодолимые препятствия, либо теория оказывается мертворождённой химерой грёз.

И вот сейчас – снова.

Только окрепло моё решение следовать за Д. всюду, куда он только ни отправится, чтобы вернуть его прежнего, как лорга обратился ко мне за помощью. И я разбираюсь с последствиями бунта, пытаясь затянуть раны на истерзанной земле. А Д. утекает из моих ладоней, словно песок сквозь пальцы. Друзья рассказывают, как видели его в северных городах, в сомнительном обществе бродячего лекаря и молодого книжника из Митвы… Прежде он никогда не интересовался врачеванием или историей, а теперь его словно подменили.

И думаю всё чаще – не гонюсь ли я за тенью? И не пытается ли морт уберечь меня от бесцельной траты драгоценных лет, оставшихся до порога, и уделить время своим детям, покуда я их ещё помню?..»

Погрузившись в воспоминания, Фог словно выстыла, изнутри и снаружи. И пальцы, коснувшиеся её плеча, показались обжигающе горячими.

– Очнитесь, красавица. Сейчас нельзя на полу сидеть.

– Почему?

Она едва разлепила обветренные губы. Уши ныли от ставшего уже привычным шума – чего-то среднего между свистом и треском.

– Швырять нас будет, как пёрышко по волнам, – с недобрым весельем ответил Сидше, скорее угадав вопрос, чем услышав, и отступил. – Возвращайтесь в каюту и ступайте в угол, на мою постель. Под ковром найдёте ремень – он вделан в стену. Обвяжетесь и сядете на мягкое – может, без ушибов обойдётся.

– Ах, это, – улыбнулась Фог слабо. – Для этого мне не нужно идти в каюту. Прикреплю себя тут к полу морт, как во время сна – и никакая качка не сдвинет. А что случилось?

– Ветер, – коротко ответил капитан.

– Да вроде бы ничего такого…

Она не успела договорить – под ложечкой вдруг засосало, и дирижабль ухнул вниз, а потом дёрнулся вправо. Голову мотнуло, и Фог едва успела сгустить клубы морт, чтобы смягчить удар. Сидше – и тот не устоял на ногах, но упал как-то по-хитрому, перекатившись, и почти сразу поднялся.

– Я же говорил!