не в армии, – нервно улыбнулся Усатый.

– И всё же, – упрямо отозвался Василий.

Крашеный вздохнул, взял пыльную тряпку, стёр круг и нарисовал новый – такой, что теперь в него можно было вместить трёх Василиев.

Начали заново. С десятой попытки артистам удалось выманить из круга упирающегося Васеньку, однако двигался тот до того неуклюже, что Ободняковы при каждом его шаге густо краснели. Казалось, будто Васеньке в каждый ботинок насыпали по три пуда песку – ноги он передвигал с трудом, качался как раненный стрелою в голову медведь и шаркал ногами так, что коричневая половая краска разлеталась в разные стороны.

– Васенька, свободнее, легче! Ведь ходить – это несложно. Поднимайте ноги – жалобно просил Усатый.

Тогда Васенька стал поднимать ноги. Но до того нелепо, что Крашеный даже повысил голос:

– Василий прекратите паясничать! Артисты так себя не ведут!

– Да не паясничаю я! – огрызался Василий, – сами нарисовали этот собачий круг! Он мне покою не даёт, ограничивает меня как артиста. Мне простор нужен, а вы меня заперли!

– Да сдался вам этот круг! – вдруг вскричал Усатый и, схватив тряпку, стёр окружность, – всё, нет теперь круга! Теперь пройдитесь, будьте добры, как человек, без кривляний.

– Давно бы так! – сказал довольно Василий, – теперь и не трудно вовсе. Откуда стало быть начинать движение?

– То есть? – стиснув зубы, спросил Крашеный.

– Откуда моё действие начинается?

– Из того места, где был начертан круг, – с истерической ноткой произнёс Усатый.

– Так ведь вы его стёрли, – с претензией в голосе сказал Василий.

– Вы сами попросили его стереть, – срывающимся голосом выпалил Крашеный.

– Я не просил, я всего лишь сказал, что мне трудно играть, когда меня запирают. Вы сами его и стёрли. Я вас не просил.

– Просили, – дрожащим голосом произнёс Усатый.

– Не просил! – упрямо буркнул Василий.

– Ещё как просили, – совершенно потеряв лицо, крикнул Крашеный.

Услышав крик, Ефим и Афанасий, приставленные Жбырём, приоткрыли дверь и, просунув в комнату головы, недовольно спросили:

– Господа, всё ли в порядке?

– Не мешайте нам, – взвизгнул Усатый, – мы репетируем! Прикройте дверь!

Караульные послушались. Тем более, что Афанасий, волею брошенного жребия, успел сбегать за полубутылкою и банкою слабосоленой кильки. Занятие на ближайший час Ефим и Афанасий, стало быть, нашли.

Через полчаса разбирательств, Васеньку удалось научить ходить. Получалось по-прежнему безобразно, но гораздо лучше, чем вначале. Теперь вместо круга на полу красовался маленький крестик. Поначалу Василий брюзжал и на него, но Крашеный посмотрел на непутёвого артиста так, что тот моментально притих и более ничего плохого вслух о крестике не высказывал, лишь искоса на него поглядывая.

– Стало быть, вы делаете вечерний обход и оказываетесь около аптеки. Вы слышите, как из подвала доносятся тревожные голоса. Вас это настораживает и вы, блюститель порядка и смелый человек, считаете своим долгом разобраться в ситуации. Поэтому сначала с любопытством глядите на аптеку, а затем громко вопрошаете: «Эй, кто там внизу? Есть кто?» Громко и убедительно, потому, что вам необходимо выявить правонарушение и возможно спасти чью-то жизнь. Ясно?

– Ещё бы. Это очень просто.

– Замечательно! Тогда с самого начала – идёте от крестика, до вот этой линии. Останавливаетесь, глядите на аптеку и громко спрашиваете: «Эй, кто там внизу? Есть ли кто?» Начинайте!

Василий встал у крестика, самозабвенно перекрестился и пошёл своею безобразною походкой. Дошёл до положенной линии, страшно выпучил глаза в сторону условного подвала аптеки и рявкнул:

– Кто-то там есть! Эй, вы, сволочи!

– Нет там никаких сволочей, – воскликнул Крашеный, – не выдумывайте! Вы же человек закона, а человек закона не может говорить эдакие пакости! Не отклоняйтесь от текста!

– Мой батя и не такое употребляет. На прошлой неделе он Бродовского так обласкал, что тот даже и протрезвел!

– Нам нет дела до того, какие слова говорит ваш родитель. Нам важно, чтобы вы не отклонялись от текста. В нашей пиесе нет никаких сволочей. Не перевирайте слов, вам нужно сказать одну простую фразу: «Эй, кто там внизу? Есть ли кто?» Разве это сложно?

– Проще пареной репы, – сказал Василий.

Он снова прошёл неуверенною походкой до линии с аптекой. Вытаращил глаза, произнёс:

– Э! – и застыл.

Глаза начинающего артиста выражали замешательство и пустоту такой категории, что казалось всякая мысль, пусть даже исторического и гениального масштаба, попади она внутрь головы Василия, была бы стёрта с лица земли, размолота в порошок, предалась бы такому забвению, что и маленькой закорючки от идеи, способной перевернуть сознание человечества, не осталось бы.

Ободняковы вздрогнули.

Василий совершил пятнадцать попыток произнести заветную фразу. Всё без толку. Юный отпрыск жандарма импровизировал. Он представил на суд Ободняковых такие версии реплик:

– Мне кажется, что внизу кто-то есть. Кто?

– Внизу кто-то есть. Кто же?

– Выходь, собака! Я наверху!

– Если и есть кто-то, то уж, наверное, внизу!

– Вы внизу?

– Я вас, сволочи, из подвала и выну!

– Будьте людьми! Прекратите орать из подвала!

Артисты подсказывали, шептали и шипели как змеи, показывали неприличные жесты в надежде передать мысль фразы – тщетно. Василий будто нарочно отказывался запоминать слова.

Казалось, что в голове молодого артиста обретался такой сквозняк, что при желании мореплаватель-французик Паскаль Мака мог бы ходить под парусом со скоростью, никак не меньшей, чем тридцать шесть узлов и побил бы все земные рекорды.

В бессилии Ободняковы отошли в дальний угол комнаты для совещания.

– Наши методы не работают, – грустным голосом молвил Крашеный.

– Такой экземпляр бестолковости попадается на моей практике впервые, – поддакнул Усатый.

– Нужно изыскивать более изощрённый способ. Если мы такового не сыщем, то не смотря на свою природную сдержанность, я пристукну его хотя бы вот этой метлой, – сказал Крашеный.

– А может быть накормить его кузнечиками или другой живностью? Китайцы – умный народ, не стали бы едать бесполезную штуку. Может быть, питательные вещества окажут благотворное влияние на механизмы запоминания? – с надеждой спросил Усатый.

– Не стану я есть эдакую гадость! – крикнул Василий, видимо внимательно подслушивавший артистов, – Я бате на вас нажалуюсь!

– Тогда произнесите фразу, – нервно крикнул Крашеный, – неужели так сложно?

– Эй, кто там внизу? Есть ли кто? – вдруг раздался пьяный голос из-за дверей. Ефим и Афанасий раздавили уже вторую бутылку. По всей видимости, они, так же, как и Ободняковы были доведены до отчаяния попытками Василия, и им порядочно надоело слушать одно и то же.

Артисты пошли на хитрость. Выпросив у охранников лоскуты бумаги и цветные карандаши, они огромными буквами написали реплику Василия. Для подстраховки Крашеный сделал четыре экземпляра и развесил их на всём пути сценического перемещения юного артиста.

Это не помогло.

Захмелевшие Ефим и Афанасий