в тюремном замке за уничтожение секретных бумаг, этот романтик стал прозаиком. Перебравшись в Тифлис, он открыл, в компании каких-то теплых ребят, комиссионную контору. В разговоре со мной божился, что нет большего счастья, как частное дело.

Но стоило возникнуть Вандее, как он опять готовился уловлять вселенную. Готовился, а не губернаторствовал, потому что в казачьих областях царили свои помпадуры.

В Ростове, например, чинил суд и расправу ставленник Краснова, градоначальник полк. Греков. Его правление не изгладится из памяти ростовских граждан, евреев в особенности. Сенатор С.Н. Трегубов, ревизовавший осенью 1919 года это градоначальство, составил исторический очерк грековского властвования. Частично я познакомился с подвигами полк. Грекова из разных жалоб, поступавших к нам в прокуратуру, а также из бесед с сенатором Трегубовым, бывшим моим профессором, у которого я изучал уголовное право.

Греков изумительно ловко и невинность соблюдал, и капитал приобретал.

– Вы, господин Нейман, хлопочете о чем? Кажется, хотите открыть игорный дом? – мягко спрашивал он посетителя.

– Так точно… Хлопочу уже две недели.

– Так я вам разрешаю. Где ваше заявление? Хорошо. Оставьте его у меня. До свидания.

С головокружительной быстротой появлялся в Ростове новый игорный притон. Владельцы бешеных денег, в жажде сильных ощущений, осаждают его.

Проходило две недели.

Работа в притоне вовсю. Шуршат керенки, донские, купоны займа свободы. Изредка звенит золото и чаще сверкает бриллиант. Нищие вмиг превращаются в мнимых крезов, крезы в настоящих бедняков.

Г. Нейман наживается больше всех.

– Извольте немедленно же удалить публику… Как вы смели?

– Но, г. пристав, мне разрешил градоначальник.

– Ложь… Вот резолюция на вашем заявлении. Видите, черным по белому написано «не разрешаю».

Г. Нейман утром в градоначальстве, с понурым видом и пачкой дензнаков в кармане.

– Ах, простите. Тут вышло недоразумение. Я перечеркну резолюцию. Будьте покойны.

Из кабинета градоправителя г. Нейман выходит уже с веселым видом, но без ассигнаций. Через две недели в клубе опять пристав.

– Вы все продолжаете? Вам же я русским языком сказал, что не разрешено. Извольте прикрыть свою лавочку.

Новый визит к градоправителю с более увесистой пачкой и новое изменение резолюции. Живодерка продолжала работать, принося барыши и г. Нейману и полк. Грекову.

Сенаторская ревизия установила, что на прошениях всех владельцев игорных домов, функционировавших в грековское время, имеется по нескольку перечеркнутых резолюций[43].

Хитроумный помпадур спекулировал не только на этих последних, но и на своих официальных приказах по градоначальству, каждый из которых был вполне законченным юмористическим произведением. За отсутствием в Ростове «Сатирикона» и «Стрекозы», старорежимных «Смехача» и «Бегемота» Греков сначала печатал свои творения в «Приазовском Крае».

Эта большая, старая газета, с демократическим оттенком, и без того хорошо раскупалась. Поэтому редакция отказалась платить гонорар сановному юмористу. Тогда Греков сдал печатание своих приказов на подряд Борису Суворину, издателю «Вечернего Времени». Тираж черносотенной газетки повысился сразу.

Для образца грековского творчества можно взять его приказ по градоначальству во дни первой годовщины Октябрьской революции:

«Опять в г. Ростове-на-Дону появились прокламации с призывом. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Право, понять не могу, почему пролетариям надо соединяться именно в Ростове? Здесь и без того тесно. Прокламации расклеивала госпожа Ревекка Ильяшевна Альбаум. Ее следовало бы расстрелять, но я приказываю ее лишь выслать к большевикам, за которых она ратует».

Впоследствии ревизия сенатора Трегубова установила, что виновность Альбаум ничем не доказана и что вся эта история с прокламациями явно инсценирована[44]. Грекову и его сподвижникам, да и многим другим, им подобным, всегда безумно хотелось запутать в какое-нибудь дело состоятельных евреев. Это сулило богатый урожай «благодарности».

Несчастную еврейку-курсистку отправили в Совдепию через фронт. Носились слухи, впрочем не проверенные, что ее прикончили солдаты Южной армии у последней черты донской территории.

– Большевичка! Стоит ли отпускать.

Главным сподвижником Грекова, непосредственным распорядителем жизни и имущества ростовских граждан, был некий войсковой старшина Икаев, начальник грековской контрразведки, и он же председатель ростовского военно-полевого суда.

Осетин по национальности, хулиган по поведению, он по неофициальному роду занятий принадлежал к грабителям, стоя во главе шайки бандитов, таких же, как и сам, диких кавказцев.

«Он хотя и не юрист, но дело понимает», – писал полк. Греков в своем приказе о назначении Икаева председателем военно-полевого суда.

Действительно, Икаев настолько хорошо понимал свое дело, что скоро зажиточным людям Ростова не стало житья. Икаевские головорезы ночью хватали намеченную жертву, тащили ее в свой штаб, расположенный не где-нибудь, а в лучшей гостинице «Палас-Отель», допрашивали, запугивали.

– Балшэвик… Красным выдавал белых… Резить будем…

На другой день приводили «большевика» в какой-то подвал, в «военно-полевой суд», перед ясные очи Икаева. Отправление правосудия начиналось с вопроса, сколько подсудимый может дать, чтобы его отпустили с миром. Несчастные буржуи в предсмертном ужасе готовы были отдать последний нательный крест. Подобные деяния Икаева под самым носом Краснова, гордившегося введением порядка и законности на Дону, не анекдоты, не миф. Это факты, зафиксированные военным следователем 1‑го участка войска Донского.

Жалобы на ростовского бандита стали попадать к судебным властям уже тогда, когда он и его патрон исчезли с местного горизонта. До этого времени терроризированные ростовцы молчали.

Да и как было жаловаться? Икаев осенью 1918 года совершенно спокойно убил офицера, с которым повздорил. Греков не позволил его арестовать: незаменимый человек, служба много потеряет, порядок в городе нарушится.

Преступный факт однако нельзя было замять. Гражданский судебный следователь произвел следствие и направил дело в Донской военный (военно-окружный) суд, в г. Новочеркасск. Икаев явился на заседание в сопровождении своих бандитов, вооруженных до зубов. Для большего убеждения судей в невиновности своего патрона они время от времени хватались то за рукоять кинжала, то за эфес шашки, то за револьвер.

Суд, под председательством военного судьи полк. Добротворского, все-таки приговорил этого военно-полевого судью к двадцати годам каторжных работ.

«Дарую войсковому старшине Икаеву полное помилование!» – царственно начертал на приговоре свою конфирмацию командующий Донской армией ген. Святослав Варлаамович Денисов, донской аристократ, друг Краснова и полк. Грекова.

Икаев, как ни в чем не бывало, отправился в Ростов. После же падения Грекова двинулся со своими телохранителями «на фронт». В поезде, где-то возле станции Морозовской, его молодцы подсмотрели у одного из пассажиров большие деньги.

– Взять большевика! – скомандовал Икаев. Несчастного схватили, обобрали, а когда поезд подошел к станции, вывели за полотно и расстреляли.

– Агитировал за большевиков! – было объявлено местным властям.

И это злодеяние стало предметом судебного следствия. Пока преступника разыскивали, он вместо «фронта» оказался на службе в тылу у Доброволии. Осенью 1919 года мне передавали, что его видели не то в Чечне, не то в Осетии в генеральских погонах.

После разгрома белого стана он перекочевал на Балканы и занялся там спекуляцией. Благо было на что!

Стоит ли говорить, что, когда сессия Донского военного суда прибыла впервые в Ростов, здесь возникли панические слухи. По военно-процессуальным законам выездные сессии