— Боятся…

Европа была очень привлекательной для незападных миров, собственно, и наша интеллигенция пала перед заклинанием «Свобода, равенство, братство», перед улыбкой «Джоконды», блеском картезианской логики. Но сейчас та же интеллигенция наша не увидела бы на Западе ничего, кроме ростовщической экономики, где созидание не является главным нервом. Это страшно.

— Тем не менее для нашей либеральной интеллигенции образ Запада остается очень даже привлекательным, все те неприглядные вещи, о которых мы говорим, они считают прогрессом, движением вверх. И готовы ради этого предать все. И государство, и страну, и народ. И они этого не скрывают.

— Невольно на ум приходит спор славянофилов и западников прошлого. Совершенно не были они антитезами и взаимным полным отрицанием. Это были две богатые грани русского сознания. И Киреевский, и Кавелин говорили, что невозможно изгнать из русской жизни ни все русское, ни пришедшее западное. Поневоле нам надо ждать из взаимодействия, этих двух начал чего-то третьего.

Нынешнее же западничество — это убогая пародия на то, что было когда-то. Его представители малообразованны. Они не знают основ европейской культуры. Они знают только, как банки функционируют. Им нравится, что можно ходить в шортах в театр. Но это же — не интеллигенция в истинном понимании этого слова. Трудно назвать их интеллигенцией, хотя интеллигенция, само это понятие, родилась именно на русской почве, (интеллектуалы на Западе — это нечто другое), она всегда была вместе со своим государством, уж тем более — с Отечеством. Это немножко разные вещи: когда война, Отечество выступает на первый план. А государство, греховное и несовершенное, — с ним разберемся потом, когда защитим Отечество. Кстати, и русская эмиграция, в своей значительной массе, желала успеха в свое время Красной армии, хотя ненавидела большевиков.

Так вот, сегодня тех в современной России, о ком вы сказали, я бы не назвала интеллигенцией. Это какая-то образованщина. Они не знают и не интересуются великой европейской культурой. Им это абсолютно неинтересно. В то время как европейские консерваторы шлют мне ежедневно свои статьи в иИнтернете, призывающие «свободных французов соединиться с Россией в ее борьбе против мирового зла, за будущее человечества». Меня немец один, отец троих детей, заплативший несколько штрафов за то, что не пускал семилетнюю дочь на занятия по сексуальному образованию, спросил: «А можно будет переехать жить, эмигрировать в Россию? Знаете, Россия привлекательна».

И великая европейская культура, если они там ее погубят, ставя в извращенной форме свои классические произведения, в которых выхолощено все душеспасительное, то мы будем по-прежнему плакать над «Разбойниками» Шиллера, для нас будут живы и Шекспир, и Данте, и монологи Гамлета и Макбета будут для нас иметь смысл. Потому что мы сами мучаемся вечными вопросами: что грех, что плохо, а что хорошо? Как поступить? У нас свободная воля, но у нас есть дар различать добро и зло. Это дар от Святого Духа. Я не говорю, что Запад уже погиб. Я говорю о тенденциях, но процессы идут быстро. Надежда в Европе только на консерваторов, и их там немало.

Но меня сегодня больше беспокоит наше внутреннее состояние. Состояние нашего образования, высшей школы, того, как мы преподаем историю Отечества нашей молодежи. Ведь те, кто выходит сегодня порой на улицы с каким-то иррациональным вселенским обличительством, они сейчас учатся у тех, кого учили в 90-х годах презирать отечественную историю. Даже такие инструкции были по этому поводу, их цитировала мне на одной из конференций бывший министр образования.

Я и мои соратники в Межведомственной комиссии по историческому просвещению, мы как раз боремся против этого! Комиссия занимается тем, что производит некую инвентаризацию, изучает, что делается в разных сферах культуры, на телевидении в смысле исторического просвещения, как на истфаках трактуются те или иные исторические события, какие там настроения. Но она же — не законодательный орган…

— Изменить что-то реально?

— Это реально сделать.

— Какой должна быть государственная политика в этом плане? Должно быть общественное давление?

— Это должны быть объединенные усилия. Вы знаете, хоть и печально наблюдать, что сделали за какие-то тридцать лет с Украиной, а в свое время за двадцать лет с немецкой нацией, которая родила великую культуру Гёте, Шиллера…

— Действительно, всего за 20 лет…

— Всего! Значит, можно и обратно. Но вот эта червоточина, к сожалению, имеет свойство мультиплицироваться, как раковая опухоль, и самовоспроизводиться. Поэтому за этим надо очень следить. Во Франции, несмотря на свободу написания учебников, во всех трактовка событий одна и та же. Для сельских школ — простеньким языком, меньше деталей, меньше событий, меньше дат. Попроще все. Но нигде не напишут, что Жанна д’Арк — ведьма, а в другом учебнике — что она героиня и символ Франции.

Мы же до сих пор яростно спорим, кто такой Иоанн Грозный. Для нас небезразлично нравственное содержание власти и истории. Да мы просто перестанем быть русскими, если не будем об этом спорить! И о том же Сталине. Сталина, кстати, Запад ненавидит вовсе не за репрессии. И Ленина, при котором без суда и следствия расстреливали всех, по теории наркома Стучки и Дзержинского, что не надо искать преступление, надо посчитать, сколько враждебного класса уничтожить. Они Ленину не снимают даже мемориальные доски в благодарность за сокрушение великой империи.

А Сталина ненавидят, как писал Тойнби, за то, что вместо того, чтобы сделать Россию инструментом для вселенского коммунизма, как Ленин и Троцкий хотели, поняв, что не будет никакого вселенского коммунизма, сделал ставку на коммунизм для возвеличивания своей страны. И создал в новой форме опять-таки великодержавное огромное государство, которое геополитически, хотя внутри было совершенно другим, чем историческая Россия, выполняло вовне ту же функцию, во-первых, как держатель равновесия между цивилизациями, а во-вторых, как препятствие для управления миром из одной точки.

Почему они сейчас и в таком бешенстве против нас. Остальной-то мир смотрит на нас с надеждой. И мир африканский, и латиноамериканский, и китайский, и индуистский. Он смотрит. И выжидает. В международном праве есть даже такое понятие «благожелательный нейтралитет».

— Саудовская Аравия, казалось, ключевой союзник США на Ближнем Востоке. Латинская Америка, Африка. Очень долго можно перечислять государства и регионы, видно, что они за нас. Для них мы действительно создаем образ будущего, боремся с неоколониализмом… Но мы находимся на острие, а включатся ли они сами?

— Китай и Индия выжидают. Индия вообще очень осторожна. И неустойчива. Хотя о себе очень высокого мнения. Но их почти два миллиарда, они имеют право на это. К русским относятся очень хорошо. Мы же никогда не относились