Вот так-то лучше. И ничего она за ним не следит! Просто ей интересно.

Князь свернул еще раз, и Варвара Дмитриевна заспешила. Если он сейчас войдет в один из подъездов, она даже не успеет увидеть, в какой именно.

Однако никуда сворачивать Дмитрий Иванович не стал, так и шел по тротуару. В переулке почти никого не было — все же вечер, хоть и светло, и тепло, и обыкновенно свинцовые петербургские небеса голубели по-весеннему, а в той стороне, где Нева, между серыми громадами зданий мелькала полоса розового, умиротворяющего заката. До белых ночей далеко, но предчувствие уже разлито в воздухе, даже каменные громады кажутся не такими мрачными и безнадежными, какими их выводил г-н Достоевский.

Вот ведь — весна! А там и лето не за горами, веселые сборы, поездка на пароходе в Нижний, где непременно будет ее встречать Василий, присланный из усадьбы за нею, особенный воздух, пахнущий покосом и чистой рекой, возы на городском спуске, над ними пыль и жаркое марево, сады, сады — особенная радость после Петербурга, где деревьям и травам нет места!.. Дорога до ворот усадьбы, — за воротами Варвара Дмитриевна всегда спрыгивала с коляски и бежала пешком, — приятные разговоры с Василием, любимцем с детства, который всегда интересовался делами Варвары Дмитриевны и ее брата-студента и рассказывал свои новости.

Если б не князь Шаховской с его сегодняшними причудами, все в жизни Варвары Дмитриевны было бы прекрасно!..

Князь между тем пошел помедленнее, как будто соображаясь с номерами домов. Варвара Дмитриевна подтянула Герни Кембелл-Баннермана поближе к себе. Вот наказанье, зачем она только пошла за ним?.. Сейчас, не дай Бог, он оглянется, увидит, со стыда сгоришь!

Однако князь не оглянулся. За восемнадцатым номером между домами открылась решетка, а за ней несколько лип, дорожки и в тени — скамеечки. Даже садиком это никак нельзя назвать — просто аллея, выходящая к Фонтанке. Шаховской зашел в калитку и уселся на вторую от входа скамью.

Что же теперь делать? Войти следом, сделать вид, что встреча случайна, — нечего и думать. Уйти совсем? Это самое правильное, конечно, но любопытство грызло и подтачивало ее. Любопытство и еще какое-то странное чувство, неведомое доселе Варваре Дмитриевне. Будто ей важно знать, что именно затеял Дмитрий Иванович и зачем уселся на вторую от входа скамью? Просто так или в романтическом смысле? И что она станет делать, если в романтическом?

Вот завтра она явится в Думу, зная, что Дмитрий Иванович накануне романтически сидел на скамье, и что? Весь интерес, вся сладость работы, горячих споров, политических баталий пропадет и утратится начисто!

Варвара Дмитриевна немного подумала, затем перебежала улицу, завернула за угол — недоумевающий Генри трусил за ней — вышла к Фонтанке, еще раз повернула и вошла в аллею с другой стороны, Дмитрий Иванович посиживал спиной к ней. Здесь были насажены плотные и жесткие кусты, сквозь которые Варвара Дмитриевна тихонько пролезла, придерживая юбку, и оказалась в зарослях сирени. Только бы князь не заметил! Хорошо хоть вокруг ни души.

Сердце у нее колотилось от переживаний и стыда.

…Вот, милостивая государыня, какая вы невозможная! Впрочем, это придется обдумать позже, сейчас не до обдумываний.

Генри тяжело дышал рядом. Хорошо хоть она с компаньоном, одной было бы совсем невыносимо.

Сирень, готовая зацвести, уже тонко и сладко пахла. Варвара Дмитриевна нагнула к себе кисточку и понюхала независимо, как будто только для того и забралась сюда, чтобы насладиться ароматом.

Минуту, когда рядом с князем на скамейке возник еще один человек, она пропустила, как будто тот из вечернего воздуха материализовался.

Варвара Дмитриевна, хоть и оказалась в результате своих маневров совсем близко, слов почти не могла разобрать, а ей представлялось страшно важным услыхать, о чем они говорят.

И кто этот второй? Что-то в нем было знакомое, как будто она уже видела эти нервические движения, когда он стал размахивать картузом.

Он говорил «бу-бу-бу», ничего не поймешь, Дмитрий Иванович внимательно слушал, а потом спросил строго:

— Это точно известно?

Тот опять завел свое «бу-бу-бу», а князь спросил:

— Почему именно господин Коковцов?

Варвара Дмитриевна молниеносно и неслышно вздохнула и шагнула еще чуть-чуть вперед в своей сиреневой цитадели. При чем тут министр финансов? Выходит, это деловая беседа?

— Расскажите все, что знаете, — велел Дмитрий Иванович, и второй заговорил, и говорил долго.

…Ну, ничего же не слышно! Нельзя ли погромче?!

Тут таинственный собеседник князя подвинулся на скамейке так, что оказался к Варваре Дмитриевне вполоборота, и она… узнала!

Варвара Дмитриевна ахнула. Генри, прилегший было в прохладе кустов, вскочил на ноги, зарычал и гавкнул, двое на скамейке оглянулись, и госпожа Звонкова, не думая ни о чем, кинулась вперед.

— Дмитрий Иванович!

— Варвара Дмитриевна, голубушка!..

— Кто здесь? Князь, вы обещали! Вы слово давали!..

— Дмитрий Иванович, это он! Который был в Таврическом!

— Как вы здесь?! — спросил князь.

— Это он, он меня напугал в Думе! Тише, Генри!.. Stop, stop it!

…Хотя если бы не вмешательство бульдога, только бы этого второго и видели! Сразу после феерического появления Варвары Дмитриевны из сиреневых зарослей он стал отступать и, пожалуй, дал бы деру, но Кембелл-Баннерман был начеку. Вздыбив складчатый загривок и обнажив клыки, он припал на упористые короткие лапы, стал надвигаться, и человек с картузом сделал шаг назад, неловко упал на скамью и закрыл лицо руками.

— Дмитрий Иванович, это тот самый, помните, когда я испугалась? Он хотел вас видеть! Я подумала, у него бомба!

— Я помню, но как вы здесь?!

— У меня нет никакой бомбы и тогда не было! — произнес давешний студент.

Тут Варвара Дмитриевна осознала всю серьезность и двусмысленность своего положения. Сейчас Шаховской поймет — что она шла за ним, следила, как жандарм за политическим, а потом еще и подслушивала в кустах!

Она залилась краской так, что жарко стало даже волосам, и серебряный обруч в локонах внезапно сдавил виски, как пыточное орудие.

— Я… мы с Генри… мы просто гуляли, и я увидела вас… совершенно случайно… и этот человек… я его знаю… он при депутате Алябьеве состоит… — она продолжала лепетать, а князь смотрел пристально и серьезно.

Лучше бы отчитал!

— Присядемте, — предложил Шаховской, когда она выдохлась и замолчала. — В сложившемся положении это самое лучшее.

— Меня убьют, если кто-нибудь узнает, — вдруг сказал помощник депутата Алябьева так, как будто речь шла о чем-то совершенно обыденном. — Неужели вам действительно все равно?

— Никто не узнает, — возразил Дмитрий Иванович, — за госпожу Звонкову я могу поручиться, как за самого себя.