— Карамельки, — задумчиво проговорил Дмитрий Иванович. — Две карамельки, вот ведь штука какая…

Он почесал Генри Кембелл-Баннермана под подбородком, а потом за ухом.

— Министра внутренних дел все равно придется в известность ставить. Без его содействия никак не обойтись.

— Лишь бы не дознались, что я навел.

— Не дознаются. Я спишусь со Столыпиным, попрошу о встрече, вряд ли он мне откажет. На вас ссылаться ни при каком случае не буду. В боевой группе точно знают, когда именно министр финансов отбывает во Францию?

— Известно, что на будущей неделе. Одна из горничных подкуплена, она сообщит, когда багаж будет сложен и паспорт готов.

— Времени совсем мало, — посетовал Шаховской. — Что бы вам раньше-то… Полицейскую операцию вполне возможно устроить, только как узнать точно, когда и где будут находиться руководители группы?.. Ежели группу обезглавить, никакие акты не состоятся.

— Тут я вам не помощник, — сказал Борис. — Секретность полная. Где они живут, когда у кого бывают, когда на Малоохтинском собираются, никто не знает.

— Тогда их нужно заманить, — неожиданно для себя выпалила Варвара Дмитриевна, и они оба, князь и социалист, уставились на нее. — Придумать наживку и поймать на крючок!

Они молчали, и в сумерках казалось, что на лицах у них странные гримасы.

— Эти ваши террористы все время ищут средства на революцию, правильно? И многие состоятельные люди им ссужают, так? Можно придумать, что объявился какой-нибудь сочувствующий богач и хочет внести свою лепту в дело террора. А условием поставить личную встречу! Мол, отдаст деньги только в руки руководителей группы, больше никому не доверяет. Террористы придут за деньгами, и мышеловка захлопнется.

Они все молчали. Варвара Дмитриевна нахмурилась, и Генри поднял голову.

— Что? — спросила она строго. — Что такое?

— Варвара Дмитриевна, голубушка, да вы умница! Это прекрасная мысль!

Князь вдруг поцеловал ей руку, она отняла.

— Мне нужно подумать, — произнес он скороговоркой. — Подумать, подумать. Приманка — отлично, превосходно! Расставить сети и захлопнуть…

— Чтобы товарищ Юновский сам занялся, куш должен быть уж очень велик, — сказал господин Викторов.

Шаховской отмахнулся.

— Об этом не беспокойтесь, у меня есть и золото, и бриллианты. Можно хоть чашку насыпать! Чтоб все правдоподобно, чтобы не спугнуть, заставить объяснить, на какое революционное дело будут потрачены средства. Что именно — газеты, прокламации, оружие, подкуп, агитация на заводах?.. Пока они будут объяснять… Лишь бы жандармы не сплоховали. Ах, какая вы умница, Варвара Дмитриевна!

Он вскочил и тут же сел обратно.

— Нужно только удержать все это в секрете. Депутат Алябьев знает руководителей боевой группы?

— За это поручиться не могу, но, скорее всего, знает. Впрочем, ему доверия нет. Социал-демократы выборы бойкотировали, он в Думу одиночкой выбирался и от участия в секретных операциях давно отстранен.

— В доверии нет никакой необходимости. Даже лучше, что не доверяют!.. Ни его, ни, следовательно, вас никто ни в чем не заподозрит. Действовать придется через секретных сотрудников, наверняка у Петра Аркадьевича имеются агенты среди социал-демократов. А обставить все так, будто дело не терпит отлагательств — жертвователь днями отбывает за границу, ждать не может, передать средства желает немедленно. — Князь помолчал. — Может быть, и успеем.

— Как же не успеть?! — воскликнула Варвара Дмитриевна. — Нужно, нужно успеть!

— Встречаться впредь удобнее всего в Таврическом. Вы, Борис, всегда можете ко мне обратиться якобы по думским делам, как к секретарю председателя, и такое обращение ни у кого не вызовет никаких подозрений. Как только мне удастся снестись со Столыпиным и разработать сколько-нибудь приемлемый план, я тотчас же вас извещу. — Шаховской встал со скамьи и помог подняться Варваре Дмитриевне. — И… не сомневайтесь, Борис. Вы поступили так, как вам подсказало ваше сердце.

— А поп? — неожиданно и не слишком понятно спросил социалист. — Не выдаст?

— Нет, уверяю вас.

— Варвара Дмитриевна, дайте слово никому не передавать, что от меня сегодня услыхали.

Госпожа Звонкова сказала даже, пожалуй, излишне резко:

— Я даю вам слово, господин Викторов! И, признаться, от вас я почти ничего и не слышала! Все больше от князя.

Шаховской дотронулся до шляпы — попрощался — и пошел с Варварой Дмитриевной и Генри по аллее.

— Дмитрий Иванович, что же будет?

— Будем надеяться, сработает ваша уловка, и на приманку террористов удастся поймать. Времени очень мало. Слишком долго решался господин революционер…

— Но ведь решился!

Шаховской улыбнулся.

— Из-за двух карамелек, да. Видите, как бывает.

— А министр финансов? Его ведь тоже необходимо известить!

— Думаю, это Петр Аркадьевич на себя возьмет. Тут ведь чем больше суеты, тем хуже, Варвара Дмитриевна. Прав наш революционер, такие обстоятельства требуют особой секретности. Хорошо бы, конечно, к делу решительно никого не привлекать, даже охранку, так ведь без них не обойдешься! Лишь бы не начали бумаг писать, со всеми департаментами согласовывать! Вы ведь знаете, как в России. Любое живое дело погубят бюрократы и крючкотворы.

Шаховской задумался.

— Впрочем, Столыпин человек решительный и честный. Хоть и не согласен я с ним…

— Столыпин — душитель революции, — заявила Варвара Дмитриевна как-то неуверенно.

Все знали, что министр внутренних дел пытается навести порядок совершенно азиатскими, зверскими методами. В Думе на каждом заседании только и разговоров про военно-полевые суды да казни революционеров через повешение, «столыпинские галстуки». Любое предложение осудить террор с думской трибуны — вон Дмитрий Иванович сколько раз призывал! — наталкивается на протест: «Сначала прекратите вешать, а там посмотрим!» Так считают и левые, и либералы, все.

И вдруг так получилось, что на Петра Аркадьевича с его методами только и надежда. Если он с его средневековой азиатчиной не вмешается, будет то, что представилось Варваре Дмитриевне только что и во всех подробностях — взрыв, ужас, вопли, куски человеческого мяса, оторванные конечности, трупы.

«Не стану думать. Ни за что не стану».

Да и Дмитрий Иванович рядом. Он-то уж точно этот ужас предотвратит.

В молчании они дошли до коляски.

— Разрешите мне проводить вас, Варвара Дмитриевна, чтобы сегодня уж никаких приключений больше.

Помог ей забраться и подсадил Генри Кембелл-Баннермана. Она метнула на Шаховского быстрый взгляд — очень хорош, очень!.. Особенно улыбка, как будто он немного смущается и старается этого не показать.