– Для этого его сначала нужно найти, – ответил Дмитрий.

– Так ищите!

– Вот потому я здесь и задаю вам такие для вас несвоевременные вопросы.

Скажите, вы допускаете, что ваша жена могла познакомиться с неизвестным человеком в электричке и выйти с ним в тамбур? Не потому, что собиралась сходить на следующей остановке. Задолго до Петербурга.

– Нет. Я этого не могу представить, – покачал головой Костя.

– Тогда, может быть, это был кто-то знакомый. Вот посмотрите, вы не знаете никого, кто был бы похож на этого человека? – И с этими словами Дмитрий протянул Сорокину фоторобот.

Костя долго вглядывался в лишенные жизни черты.

– Нет, не могу вспомнить. А может быть, дело в очках? Они же закрывают пол-лица. – Он наморщил лоб. – Нет, никто в голову не приходит.

– Жаль. – Самарин спрятал фоторобот в папку. – Тогда последний вопрос.

Какой у вас оклад? Да не бойтесь, я же не из налоговой инспекции.

– Восемьсот тысяч, – пожал плечами Константин, – ну, плюс гонорары. До полутора миллионов в месяц бывает…

– Больше вопросов нет. Но, возможно, появятся в будущем. А сейчас оформим протокол.

– Константин Григорьевич, вас к телефону, – раздался за его спиной женский голос.

Самарин оглянулся. И сразу понял – это и есть Лариса. Перед ним стояло женское существо, столь откровенно и вульгарно предлагающее себя, что даже у него захватило дух.

Она вовсе не была красива. Фигура совершенно не соответствовала растиражированному идеалу 90-60-90, это было скорее 95-60-105. Короткая, «под попу», черная юбка смахивала на набедренную повязку, из-под которой устремлялись вниз обтянутые черными колготками объемистые бедра, переходящие в круглые коленки и далее в плотные икры. Таких ног не увидишь на подиуме у бесплотных моделей. В сочетании с тонкой талией и пышным бюстом (практически открытым благодаря прозрачной кружевной вставке) эти ноги говорили о животной страсти, о потной горячей постели, не имеющей ничего общего ни с любовью, ни с общностью интересов, ни с дружбой.

Лариса произвела впечатление даже на Дмитрия, и это, разумеется, не укрылось от нее. Костя Сорокин, напротив, смотрел на секретаршу своего шефа с откровенным отвращением.

– Вас Хельсинки, – повторила Лариса, – по поводу рекламы шпатлевки «Витонит».

Сорокин, извинившись, вышел. Секретарша собиралась уйти за ним, но Дмитрий остановил ее:

– Старший следователь транспортной милиции . Самарин. Расследую дело об убийстве Сорокиной. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Лариса широко улыбнулась, будто следователь сделал ей недвусмысленное предложение.

– Пожалуйста. – Лариса качнула грудью. – А может, не сейчас? Работы много.

И что, обязательно здесь?

Она окинула взглядом высокую спортивную фигуру. Самарин производил впечатление.

– Дома, например… в неформальной обстановке? – проворковала Лариса. – Или вам, следователям, запрещено?

– Не поощряется, – спокойно смотря ей в глаза, ответил Самарин, – Как хотите.

– Значит, сейчас у вас времени не найдется.

– Никак, – ответила Лариса, – даже на минуту не могу присесть. – Она выставила вперед ногу. – Нужна главному редактору.

– Хорошо, я вас вызову в прокуратуру.

– Буду ждать, – проворковала Лариса. – До скорого!

«А ведь из-за нее погиб человек, – думал Самарин, толкая дверь „Домостроя“, – она этого даже не понимает».

В этот момент у него за спиной раздался нарочитый вздох и Ларисин голос произнес:

– Сильный и скромный. Обожаю таких.

– Ну и кто ты такой и с чем тебя едят? Чернокожий мальчик испуганно смотрел снизу вверх на трех белых дяденек-полицейских и молчал.

– Откуда ты? Страна какая? Понимаешь или нет? Гражданство есть у тебя? – сердито спрашивал капитан Жебров, инспектор по делам несовершеннолетних, которого срочно вызвали из дома.

– Ты бы еще чего спросил! Откуда он понимает про гражданство?!

– Африка? Скажи – ты из Африки?

– Afrique?.. – переспросил негритенок..

– Ну вот, хоть чего-то добились. Звать тебя как? Звать! Имя!

– Петька, да не ори ты так, думаешь, громче будешь вопить, он лучше поймет?

– Знаешь, Жебров, тогда с ним сам и разбирайся, – обиделся Селезнев. – Я чтоб помочь…

– Это еще что за диво! – воскликнул, входя в отделение, капитан Чекасов.

– Да вот черножопенький потерялся. Или нарочно бросили, – сердито махнул рукой капитан Жебров. Этого найденыша ему только не хватало, да еще на ночь глядя… Еще одна головная боль…

– Неужели бросили? – поразился Слава Поли-щук, разглядывая хорошенькую черную мордашку. – Своего ребенка…

– Господи, да они, кроме как детей делать да бананы жрать, больше ничего и не умеют, – с досадой сказал Жебров. – Знаешь, сидит узбечка и думает: «Этих детей помыть или новых нарожать?»

– Ладно, Толька, не борзей, – сказал Селезнев. Он давно должен был уйти домой, но, видя такое дело, остался. – Надо бы найти кого-нибудь, кто по-ихнему шпрехает.

– Слушай, у нас же тут этот, два института закончил, в зале ожидания прописан. – Чекасов вспомнил Леньку Косого.

– А он не того? – с сомнением спросил Жебров. – Говорить-то сможет?

– Ща проверим! – Чекасов повернулся к Власенко и Полищуку:

– В зал ожидания – быстро. Посмотрите, что и как, и доложить сюда.

Все это время, пока большие белые в полицейской форме о чем-то громко говорили, Морис тихо стоял, опустив на землю пластиковый пакет.

– А в сумке-то у него что? Ты не смотрел? – спросил Чекасов.

– Ну-ка дай сюда свою торбу. – Селезнев опустился перед негритенком на корточки.

Мальчик испуганно покосился на красное с синими прожилками лицо.

– Не бойся, не отниму. Посмотрю только – вдруг там документ какой.

Морис понял, что сопротивляться чудовищу бесполезно, и без звука отдал свое достояние.

В пакете оказалось кое-что из белья, свитер и рубашка. К вещам была приложена бумажка, на которой было коряво выведено печатными буквами:

МОРИС МАТОНГО. Писавший был не силен в русской азбуке, а потому вместо русского "Р" стояло латинское "R", а "Г" смотрело в противоположную сторону.

– Морис, значит, будешь, – прочитав записку, сказал Селезнев. – Как это по-русски-то?

На боку у Чекасова запиликала рация.

– Сорок пятый? – раздался голос Игоря Власенко. – Бомж найден, состояние умеренное. Доставлять?