– Мне кажется, – заметила Савицкая, – очки были с затемненными стеклами. – Она улыбнулась тонкими губами. – Знаете, что говорил в таких случаях Шерлок Холмс?

– И что же он говорил? – поинтересовался Дмитрий.

– Что если что-то слишком бросается в глаза, борода например, значит, она наклеена. Вот и очки были маскировкой.

«Ну бабка – молоток!» – внутренне улыбнулся Самарин.

Когда фоторобот был готов, на экране возникло среднестатистическое русское лицо. Не кавказец, не цыган – обычный человек без примет.

– Ну что, похож? – спросил Дмитрий у свидетелей.

– А шут его разберет, – недовольно буркнул обладатель пыжиковой шапки. – На каждого второго похож.

– А по-моему, в этом лице скрыто что-то порочное, – сказал «умирающий лебедь».

– Да и не скрыто! – возмутилась усатая дама. – Сразу видно – бандит.

– Это он, – от лица себя и мужа констатировала Пронькина.

– А вы что скажете? – обратился Дмитрий к Савицкой.

– Не знаю, – та покачала головой, – что-то есть… Но в целом и он, и не он.

– Понятно, – сказал Самарин и включил свет. – Большое спасибо, все свободны.

Свидетели встали с мест и двинулись к выходу.

– Да, Анна Васильевна, – сказал Дмитрий, провожая пожилую женщину до дверей, – вам бы в уголовном розыске работать, с вашей фотографической памятью.

– Практика, – пожала плечами Анна Васильевна, – всю жизнь проработала в первом отделе. Память – это у меня профессиональное. – Она помолчала, а затем добавила, гордо подняв голову:

– Сорок два года в органах – и горжусь этим!

В понедельник с утра Кол уселся у телефона и стал ждать. Звонков не было – его не вызывали ни в вокзальное отделение, ни в транспортную прокуратуру, ни в портовую милицию. Пришлось действовать самостоятельно. Опять проявлять личную инициативу.

«Понимаешь, – убеждала его по телефону Катя, – тебе это нужно – ты и действуй».

А потому, проведя полдня в томительном ожидании, Кол отправился на Ладожский вокзал. Там, однако, ему ничем помочь не могли – его дело вел следователь Березин, а он находился в прокуратуре. Кол направил свои стопы туда. На этот раз удача ему улыбнулась – Березин оказался на месте. Более того, он сразу же вспомнил, кто такой потерпевший Шакутин.

– Как жизнь? Как вам наш город? Правда, не очень-то подходящий сезон вы выбрали. Но можно пойти в Эрмитаж…

– Пришли ли данные экспертизы? – вместо ответа поинтересовался Кол.

– Пока нет, – ответил Березин. – Хотя надо проверить… Посидите тут.

Он встал и вышел в коридор. Кол остался за столом, размышляя о том, какие слова он бросит в лицо Васе Константинову, когда его наконец поймают.

В том, что это произойдет, он не сомневался ни секунды.

Березин отсутствовал очень долго. Наконец он появился и, сурово глядя на потерпевшего, сказал:

– Данные экспертизы получены, но пока в интересах следствия я не могу вас ознакомить с ними.

– А когда будет перекрестный допрос? – спросил наивный Шакутин.

– На следствие дается два месяца, – ответил следователь. – Я думаю, в вашем случае мы уложимся в этот срок. В противном случае его можно продлить.

– Два месяца?! – не поверил своим ушам Кол. – Но ведь все и так ясно.

Преступник скоро будет найден, улики собраны, осталось провести у него обыск…

Березин отмахнулся от Кола, как от назойливой мухи.

– Следователь пока я, – ответил он.

– Я понимаю, – смиренно сказал Кол, – но… Видите ли, я сижу в чужом городе, а в Москве меня ждут дела… Жена. Если еще полтора месяца…

– Никто вас не держит, – пожал плечами Березин. – Вы можете возвращаться в Москву. Когда вы нам понадобитесь, мы вас вызовем. К тому же показания вы можете давать и в Москве, в тамошней транспортной прокуратуре. Оттуда их перешлют сюда. Так что никаких проблем. Вам совершенно необязательно сидеть здесь из-за Константинова.

Колу не надо было звонить Кате, чтобы понять: если он уедет, дело остановится. Василий останется безнаказанным, а рубинов в золоте он не увидит как своих ушей.

После обеда в прокуратуру вернулся Никита Панков. За полдня успел немало – был у Сорокиной на работе, навестил ее родителей. Самарин был особенно рад тому, что Никита избавил его от встречи с Диканскими. Видеть родителей Марины после сцены во время опознания ему было тяжело.

Выяснилось, что Марина работала в музее Юсуповского дворца на Мойке. Была обычным научным сотрудником. Писала диссертацию по редкой теме «Русские хрустальные печатки XVIII-XIX веков». Получала заработную плату четыреста пятьдесят тысяч в месяц. При этом всегда была хорошо и со вкусом одета, пользовалась дорогой косметикой, духами. Сотрудники считали, что ее обеспечивают муж и родители.

Если на нее обращали внимание мужчины (что случалось), мягко, но твердо давала понять, что шансов у них нет. От нее, разумеется, отставали – кому хочется тратить месяцы и годы на осаду, когда вокруг полно желающих сдаться без боя.

– Что-нибудь еще?

– Ну стихи писала. По случаю, в стенгазету. В каком-то сборнике даже ее стихотворение напечатали. Вот, кажется, и все. Так что, Дмитрий Евгеньевич, тут искать нечего.

– Похоже, что так, – кивнул Самарин. – Но я не пойму одного. Этот маньяк скорее всего незнакомый ей человек. Но Сорокина не из тех женщин, кто может пойти куда-то с первым встречным.

– Может быть, он ее силой вытащил?

– Нет, – покачал головой Самарин. – Все свидетели, а главное, старушка эта, старая чекистка, в один голос утверждают, что они вместе встали и вышли в тамбур. Но если это был незнакомый мужчина, который к ней просто подсел, неужели она запросто встала и пошла с ним? А может быть, она все-таки его знала?

– А по-моему, Дмитрий Евгеньевич, маньяк на знакомую не стал бы нападать, – почесал в затылке Никита. – Я, конечно, в психологии маньяков не силен, но мне кажется, они предпочитают незнакомых.

– Ну да, если не считать, например, Сливко, который убивал мальчиков, которых сам же обучал в фотокружке. Еще что-нибудь надыбал по делу Сорокиной?

– Больше почти ничего. Разослали по всем станциям фоторобот убийцы.

Откликов пока никаких. Ну был у ее родителей.

– И что они?

– Они считают, что во всем виноват зять.

– Это я понял, – невесело усмехнулся Дмитрий, вспомнив, как происходило опознание. – Жениться, как известно, надо на сироте.

– Дело в том, что Сорокина собиралась подавать на развод. Потому и поехала на дачу. Она там паспорт забыла, а без паспорта – сами понимаете… Он необходим для подачи дела в суд.