Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, цель Влада была достигнута, но между тем он чувствовал какой-то горький осадок внутри. «Я приструнил наглеца, но что я выгадал? – думал князь. – Ведь Бенек по возвращении к королю станет рассказывать о сегодняшнем случае, и к тем историям обо мне, которые смакуются при дворе Матьяша, добавится новая. Я сам овеваю себя дурной славой».
Государевы размышления прервал Бенек, который прямо-таки лучился радостью, подтверждая старую истину – если хочешь сделать человека счастливым, то приговори его к смерти, а затем помилуй.
– Если Светлейший Князь позволит, я скажу ещё кое-что, чего говорить не должен, – произнёс посол.
Только что Бенек хотел поразить собеседника благородством своей натуры, когда утверждал, что готов безропотно принять смерть, однако умереть не случилось, а желание себя показать, в высшей степени свойственное польским панам, осталось и искало выхода.
– Говори, – разрешил Влад.
– Светлейшему Князю следует быть осторожным во время поездки ко двору Его Величества, – зашептал посол. – Я знаю, что Светлейший Князь дружен с паном Михаем, дядей Его Величества…
– Да, это так.
– Однако по прибытии ко двору Светлейший Князь вряд ли увидит там пана Михая, потому что пан будет сидеть в заточении, в крепости. Перед самым моим отъездом я слышал, что Его Величество собирается отдать такой приказ, потому что считает пана Михая изменником.
– В чём же состоит измена?
– Его Величество полагает, что пан Михай взял себе слишком много власти и забыл о том, кто же истинный король… Но я смиренно прошу Светлейшего Князя не говорить Его Величеству о том, что я сейчас рассказал.
Годы спустя, коротая дни в Соломоновой башне, Влад не раз вспоминал тот разговор. Сказанное послом было как знак свыше! Матьяш посадил своего дядю в крепость… В крепость! В замок Вилагош в Трансильвании. А через четыре года и сам Влад оказался в крепости, но в другой, Вышеградской.
Да, посол был прав, когда советовал князю задуматься. Если уж Матьяш не пожалел своего родного дядю, то дальнему родственнику-румыну в случае чего тем более не следовало надеяться ни на какую снисходительность! Когда произошло низвержение Михая Силадьи, всесильного вельможи, история Влада и Матьяша только-только начиналась, поэтому случившееся с Михаем можно было считать дурным предзнаменованием.
К сожалению, румынский государь не внял ни советам посла, ни знакам свыше, потому что в те времена видел совсем другие знаки. Князь сравнивал свою судьбу и судьбу Матьяша, находя много схожего, и считал, что это неспроста.
Отец Влада был убит боярами при молчаливом согласии Яноша Гуньяди, отца Матьяша. Старший брат Влада был убит так же, а сам Влад в это время находился в Турции в плену и смог вернуться домой лишь спустя два года.
Всё это время к Богу летели молитвы:
– Господь, неужели Ты не отомстишь за моих родичей?! Почему медлишь? Если Ты промедлишь, я сам отомщу.
Казалось, молитвы оставались без ответа, поэтому осиротевший Влад начал старательно копить в себе ненависть и приготовлять месть, но в итоге смог осуществить задуманное лишь наполовину. Состоялась казнь бояр-предателей, а когда пришло время обратить взоры на Яноша и его родичей, то оказалось, что делать уже ничего не нужно.
Янош умер сам, скорой и мучительной смертью, от чумы. Через год после этого старший брат Матьяша был обезглавлен, а сам Матьяш попал в плен к богемскому королю и смог вернуться домой только через два года.
Как будто сам Бог вмешался и всё уравновесил, покарав семью Гуньяди – отец в счёт отца, старший брат в счёт старшего брата и даже плен в счёт плена, ведь Влад в своё время оказался в Турции из-за венгров. Влад был отправлен туда своим родителем, желавшим получить покровительство султана и защититься от Гуньяди. Покровительство не помогло, и потому напрасное пребывание в Турции, очевидно, тоже было посчитано Богом как долг, который семья Гуньяди оплатила.
Когда на эту семью посыпались беды, Влад поначалу лишь порадовался и не думал, что здесь проявилась Божья воля, но затем ему всё чаще и чаще начала являться мысль, что совпадений слишком много: «С Матьяшем случилось всё то же, что со мной. Неужели, это глас Божий, который велит мне забыть прошлые обиды и очистить сердце от ненависти?»
Румынский государь думал об этом и тогда, когда поехал к Матьяшу в венгерскую столицу, чтобы принести вассальную присягу и получить за это трансильванские земли Амлаш и Фэгэраш. «Я отправляюсь мириться», – повторял себе Влад.
Путешествие совершилось в конце осени, когда деревья сбрасывают листву, даль застилают густые туманы и больше хочется сидеть дома, нежели куда-нибудь ехать. В глубине души Влад ехать действительно не хотел, но объяснял это погодой, поэтому повторял себе: «Я должен».
Он никогда прежде не посещал венгерскую столицу, называвшуюся Буда, но знал её по рассказам своего отца, ныне покойного – город стоял на берегу Дуная, занимая всю верхушку плосковерхого холма и долину вокруг, причём на холме, совсем не маленьком, треть всего пространства была отдана под дворец короля. Это оказалось огромное и внушительное здание.
Высоко в небо устремлялись островерхие башенки, а вход во дворец как нарочно сделали у самого подножия холма, ведь оттуда королевское жилище казалось ещё выше, и всей своей громадой давило на гостя, настойчиво внушая мысль о величии венгерской короны.
Очевидно, ту же мысль должны были внушать и пятеро ворот, которые гостю предстояло миновать, прежде чем оказаться в залах. Миновав вместе со свитой первые трое ворот, Влад вынужденно остановился во внутреннем дворе, обнесённом мощной оборонительной стеной и имевшем форму чуть обрезанного круга.
Наверное, принимающая сторона могла бы устроить, чтобы гость проехал все ворота, не останавливаясь, но сюзерен ведь должен чуть-чуть подержать своего будущего вассала у порога, тем самым подчёркивая своё высокое положение. «Не буду обижаться на это. Я приехал мириться», – снова напомнил себе Влад.
Возле четвёрых ворот дорога плавно пошла в гору – всё выше и выше. Справа, за стенными зубцами, виднелись воды Дуная и противоположный берег, на котором был заметен городок Пешт, а также серые поля, тёмные леса, простиравшиеся очень далеко, и, наконец, синяя полоска гор на самом горизонте. Наверное, гостю, обозревавшему всё это, следовало подумать, насколько обширны владения Его Величества и, опять же, преисполниться почтения к королю, чей дворец вздымался над рекой на высоту птичьего полёта, но румынский государь думал не о величии Матьяша, а о Боге и о прощении.
Наконец, Влад миновал и пятые ворота, после чего спешился и под звуки труб и бой барабанов прошёл в большую залу, где на троне восседал Матьяш, утопавший в парадных одеждах и окружённый разодетыми вельможами, выглядевшими довольно забавно. Так уж повелось, что одеяние венгерской знати сверху напоминало польскую одежду, а снизу – немецкую, поэтому просторные кафтаны в сочетании с узкими штанами делали их обладателей похожими на круглых шерстистых баранов с тонкими ножками.