Корчмарь-хозяинъ представляетъ своей дорогой жилицѣ затрудненія за затрудненіями, которыя, конечно, мало по малу, устраняются, благодаря безкорыстному старанію хозяина, и уступчивой подкупности габе. Наконецъ, назначается грѣшницѣ желанная аудіенція.

Намолившись, напостивишсъ и наплакавшись, просительница является въ переднюю цадика. Долго стоитъ бѣдная на ногахъ, съ замираніемъ сердца слѣдя за многочисленными габоимъ, снующими взадъ и впередъ, и пугливо перешептывающимися между собою. Каждый скрипъ двери, ведущей въ святыню, обдаетъ ее холодомъ и жаромъ. На нее никто не обращаетъ вниманія. Она терпѣливо ждетъ. Наконецъ, одинъ габе подходитъ къ ней и грубо спрашиваетъ:

— Что тебѣ тутъ нужно?

— Мнѣ обѣщали свиданіе съ раби.

— Кто обѣщалъ? Раби не принимаетъ женщинъ.

Опытная уже просительница достаетъ изъ кошелька что нужно, и почти насильно вручаетъ суровому габе. Онъ смягчается.

— Я постараюсь доложить раби и вымолить у него для тебя пріемъ. Ты не забудь положить раби на столъ десять разъ восьмнадцать червонцевъ[43]. Иначе онъ тобою будетъ недоволенъ. Всѣ эти деньги раздадутся нищимъ, во искупленіе твоихъ же грѣховъ.

Часа чрезъ два, растворяются двери рая. Еврейку грубо вталкиваютъ въ кабинетъ цадика, и затворяютъ за нею дверь.

У стола сидитъ надутый, кудлатый шарлатанъ, одаренный импонирующею физіономіей. На немъ — бѣлый атласный кафтанъ, опоясанный такимъ же поясомъ; на головѣ ермолка изъ бѣлой парчи. Предъ нимъ — раскрыта громадная книга, но онъ не читаетъ. Голова его покоится на двухъ жирныхъ лапахъ; глаза закрыты. Онъ не обнаруживаетъ ни малѣйшаго признака жизни; онъ витаетъ гдѣ-то, въ высшихъ сферахъ вселенной, и бесѣдуетъ съ ангелами. Долго стоитъ просительница, незамѣчаемая цадикомъ, не спуская глазъ съ лица божественнаго человѣка. Вдругъ, неожиданно, быстро, цадикъ поворачиваетъ голову, и окидываетъ грѣшницу бѣглымъ, презрительнымъ взглядомъ.

— Вонъ! реветъ онъ — вонъ отойди, безбожница! прочь съ моихъ глазъ, шлюха! Вонъ, вонъ!

Несчастная, полумертвая отъ страха, не знаетъ что дѣлать, куда дѣваться. Но, къ счастью ея, вбѣгаютъ габоимъ, начинаютъ умаливать и упрашивать цадика. Наконецъ, онъ рѣшается уступить, и заговорить съ грѣшницей почеловѣчески, хотя очень строго. Деньги давно уже вырваны сердобольнымъ габе изъ трепетныхъ рукъ еврейки, и положены предъ цадикомъ. Цадикъ разсказываетъ грѣшницѣ всѣ подробности ея прошлой жизни, исчисляетъ совершенные ею грѣхи; онъ знаетъ всю подноготную и подробности дѣлъ ея мужа, число родившихся и умершихъ ея дѣтей, и даже числа, въ которыя всѣ событія эти свершились. Съ неописаннымъ изумленіемъ и ужасомъ внимаетъ еврейка пророческимъ рѣчамъ святаго.

— Поживи здѣсь, несчастная, еще три недѣли. Покайся и спасай свою душу. Три понедѣльника къ ряду являйся ко мнѣ. Я вымолю твое спасеніе.

Три раза является арендаторша къ цадику. Цѣлые дни она возится съ габоимъ, и щедрою рукою расточаетъ водочную выручку своего мужа. Наконецъ цадикъ разрѣшаетъ ей уѣхать домой.

— Прощай, говоритъ онъ: — поѣзжай съ Богомъ. Чрезъ годъ у тебя будетъ здоровый ребенокъ. Если перестанешь грѣшить, онъ будетъ долговѣченъ; если же нѣтъ, я самъ прокляну его. Я собираюсь спасти вашъ край. Заверну, можетъ, и къ тебѣ. Передай мое благословеніе твоему мужу. Пусть онъ къ тому времени приготовитъ мнѣ такую же сумму, какую ты мнѣ дала для бѣдныхъ!

Возвратилась счастливая арендаторша домой, и не черезъ годъ, а чрезъ неполныхъ девять мѣсяцевъ, разрѣшилась жирнымъ, здоровымъ ребенкомъ. Родители въ восторгѣ, и отъ своего чада, и отъ великаго цадика. Къ обѣщанному времени, удостоилъ ихъ и самъ цадикъ своимъ посѣщеніемъ. Великаго гостя, какъ и многочисленную его свиту, приняли поцарски, кормили, поили на убой, и вдобавокъ, одарили значительною суммою денегъ.

Арендаторъ и арендаторша были на седьмомъ небѣ отъ счастія, и разсчитывали долго продержать у себя дорогихъ гостей. Но въ одинъ прекрасный день, вдругъ, ни съ того ни съ сего, цадикъ закапризничалъ и, несмотря на всѣ мольбы гостепріимныхъ хозяевъ, уѣхалъ въ какомъ-то мрачномъ настроеніи духа.

Арендаторъ и арендаторша проводили по обыкновенію гостя. Возвратившись домой, они ужаснулись. Ребенокъ кричалъ изо всей мочи, метался во всѣ стороны какъ угорѣлый и не принималъ пищи. Что случилось съ ребенкомъ? не заболѣлъ ли онъ? Призвали и бабокъ, и знахарей, и фельдшера, а облегченія никакого. Погибаетъ ребенокъ да и только. Что дѣлать?

— Поѣзжай тотчасъ за цадикомъ, приказываетъ арендаторша мужу — и во что бы то ни стало, вороти его. Мы, вѣроятно, опять нагрѣшили и ребенокъ умретъ, если цадикъ не заступится за него.

Летитъ несчастный отецъ стремглавъ въ догонку за цадикомъ, и настигаетъ его гдѣ-то. Настоятельно проситъ онъ его возвратиться, и помочь горю, но цадикъ неумолимъ.

— Что я, сторожъ вашихъ дѣтей, что ли? я свое обѣщаніе исполнилъ: жена родила здороваго ребенка. Если вы его погубили своими грѣхами, то пеняйте на самихъ себя.

Въ концѣ-концовъ цадикъ, однакожь, уступаетъ обѣщаніямъ арендатора, и съ цѣлымъ кагаломъ отправляется къ паціенту. Ребенокъ, между тѣмъ, докричался уже до того, что совершенно потерялъ голосъ и выбился изъ силъ. Цадикъ осматриваетъ его тщательно.

— Въ этомъ злосчастномъ ребенкѣ засѣла клипа (нечистая сила). Убирайтесь всѣ отсюда, и оставьте меня одного съ больнымъ. Кто будетъ подсматривать, за жизнь того я не ручаюсь.

Съ ужасомъ и закрывъ глаза всѣ выбѣгаютъ изъ комнаты. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, раздается вдали страшный крикъ ребенка, какъ будто его рѣжутъ. Всѣ, особенно мать, въ ужасной тревогѣ; но заглянуть туда, откуда раздается крикъ, никто не смѣетъ. Наконецъ, все замолкло и черезъ минуту входитъ торжественно цадикъ, неся на рукахъ успокоеннаго ребенка.

— Бери его! обращается онъ къ оторопѣвшей матери. — Онъ уже здоровъ. Накорми и уложи его спать. Въ первый разъ въ жизни, мнѣ пришлось бороться съ такимъ сильнымъ и упорнымъ бѣсомъ!

Цадика осыпаютъ золотомъ. Онъ уѣзжаетъ творить чудеса дальше. Объ этомъ дивномъ, моментальномъ леченіи разлетаются слухи съ электрической быстротою. Тупоумный народъ считаетъ этого святаго чуть ли не самимъ Мессіею. Но ларчикъ просто открылся. Чрезъ нѣсколько лѣтъ, цадикъ этотъ имѣлъ неосторожность выгнать одного слишкомъ уже раскутившагося габе. Изъ мести, уволенный разсказалъ о всѣхъ шарлатанскихъ выходкахъ прежняго своего патрона, а въ томъ числѣ и объ описанномъ выше чудномъ леченіи. А именно: когда цадикъ съ своей свитой распрощались съ хозяевами и вышли садиться въ буду, то въ домѣ остался только спящій ребенокъ. Пользуясь этимъ случаемъ, одинъ изъ габоимъ подкрался къ ребенку, и всунулъ ему острое, ячменное зерно въ то мѣсто тѣла, для обозначенія котораго потребовалось бы нѣкое латинское слово.

Цадики и ихъ безчеловѣчныя дѣянія внушаютъ мнѣ такое непреодолимое озгерзеніе, что желательно было бы заразъ высказать о нихъ все, что ихъ характеризуетъ, и далѣе уже не касаться этого гнуснаго предмета. Съ этой цѣлью, я позволю себѣ разсказать еще одинъ случай, который покажетъ моимъ