– Если хочешь кофе, свари сам. Турка на плите…

Что-либо делать было легче, чем сидеть неподвижно, прятать взгляд и молчать. Я занялся приготовлением кофе. Две ложки на стакан воды. Ложку сахара… Я слышал, как Татьяна выдувает дым за моей спиной. Как она спокойна! Никаких вопросов, слез, отчаянных криков. Выходит, ее ничто не удивило в гибели мужа? Вправе ли я внушать ей сомнение в эти самые тяжелые для нее часы? Поймет ли она меня?

Я вылил кофе в чашечку, вернулся за стол. Татьяне помогает держаться сигарета. Мне – чашечка кофе. Я пригубил ее.

– В голове не укладывается, – произнес я, дуя на коричневую пенку. – Он так хорошо плавал.

– Его утопили, – как о чем-то обыденном сказала Татьяна и сбила ногтем пепел с кончика сигареты. – На Херсонесе.

Я чуть не поперхнулся. Она сама сказала мне о том, о чем я не решался ей сказать! Я попытался сыграть удивление:

– Да ты что? Не могу поверить…

– Поверь, – перебила она меня, встала, открыла створку буфета и достала оттуда помятый лист бумаги. Положила его передо мной. Несколько мгновений я смотрел на строку, удивительно знакомую, и пытался понять, что это значит. «ПРИБЬЮ, СОБАКА, ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ ВЫПУСТИШЬ НА СЦЕНУ ЭТОГО ПОГАНЦА!» Тот же текст. Тот же шрифт. И даже серое затенение на полях от испорченного картриджа, похожее на лошадиную голову.

– Что это? – пробормотал я.

– Ему угрожали, – ответила Татьяна, прикуривая новую сигарету. – Это письмо он получил дня два или три назад.

Я тупо пялился на короткий текст. «Вот что, Вацура, – сказал я сам себе. – Это письмо – черная метка. Ее получили Юрка и Макс. Юрку убили. Теперь я должен быть готов к еще одному шокирующему известию. Увы, ошиблась соседка. Не приходил сюда Макс. Он не мог сюда прийти. Уже не мог…»

– Вы нашли письмо в почтовом ящике? – спросил я, чуть сдвигая в сторону занавеску и глядя через мутное стекло в темный палисадник.

– Да, но без конверта. Его просто подкинули.

– Что Юра сказал, когда прочитал?

– Что-то очень несерьезное… Ну да, разбежался, говорит. Сейчас все возьму и брошу…

– Ты знаешь, о каком «поганце» речь?

– Последнюю неделю он занимался концертами. Приходил поздно. Я особенно не интересовалась.

Я встал, подошел к Татьяне, взял ее за плечи.

– Сядь, пожалуйста, подальше от окна. И не открывай дверь незнакомым людям… Кроме меня, сегодня вечером еще кто-нибудь заходил?

– Да, были Чемес, Сумин, Володька Берков… Это ребята с яхт-клуба и базы приходили.

– Скажи, пожалуйста, кто среди них узкоплечий, тщедушный, со светлым гладким лицом?

Кажется, Татьяна первый раз взглянула мне в глаза.

– Тщедушный? – удивилась она и покачала головой. – Тщедушными я бы их не назвала. Володька в спортзал ходит, его Неля жалуется, что все пиджаки малы стали… Чемес? Тот вообще под два метра ростом будет… Сумин хоть и невысокий, но у него плечи – будь здоров… А почему ты об этом спрашиваешь?

– Запомни, о чем я тебя спросил, – ответил я, опять кидая взгляд в окно. – Человек с такой внешностью может быть для тебя опасен.

Услышав про опасность, Татьяна лишь вяло махнула рукой.

– Все самое плохое уже случилось.

– Звонков с угрозами не было?

– Я не замечала.

– Юра хорошо зарабатывал в последнюю неделю?

Татьяна кивнула:

– Это меня и насторожило.

– Может, он случайно обронил имя артиста, с которым работал? Или где-нибудь записаны телефоны, по которым он звонил?

Татьяна растерянно оглядела стол, словно телефонные номера могли быть записаны на столешнице, пробежала взглядом по кухонным полкам.

– Даже не знаю, чем тебе помочь… Он много раз звонил какому-то Алексею и согласовывал с ним время дневных и вечерних выступлений. Иногда он говорил с ним о деньгах и процентах. Может, этот Алексей – артист?

– Найди мне, пожалуйста, его номер.

Татьяна неуверенно пожала плечами, встала из-за стола и прошла в комнату. Я последовал за ней. Мать Татьяны одетой лежала на диване, накрывшись пледом. Она не спала, двигала зрачками, безмолвно наблюдая за нами. Татьяна подошла к телефонному аппарату, стала рассеянно нажимать на клавиши, и на дисплее появились малиновые цифры. Она просматривала список исходящих звонков.

– Вот этот, кажется… Вот он опять повторяется… И вот еще раз…

– Татьяна! – вдруг строгим голосом произнесла мать. – Я же тебя предупреждала, чтобы ты не впутывалась в эти дела! Зачем ты даешь этому человеку телефон? Ты хочешь неприятностей? Тебе мало того, что случилось с твоим мужем?

Татьяна ничего не ответила, только закусила губу и закрыла глаза. Слова матери били ее, словно током. Я понял, что у них уже был жесткий разговор на эту тему.

Я прикоснулся с телефонной трубке и вопросительно посмотрел на Татьяну.

– Я позвоню?

Татьяна не успела ответить. Снова вмешалась мать. Женщина привстала с дивана и, прикрыв пледом колени, сквозь зубы выговорила мне:

– Знаете что, молодой человек! Будьте так любезны позвонить из другого места! Вы сделаете свое дело и уйдете. А нам тут жить. И неизвестно, чем ваши звонки нам обернутся. Мы и так горя хлебнули!

Наверное, она была права. Я попрощался с Татьяной и вышел из квартиры. В подъезде я прижался спиной к побитым почтовым ящикам и несколько минут всматривался в темные заросли двора. Я даже дышать перестал, чтобы не пропустить ни малейшего звука. И вдруг до моего слуха донесся тихий шелест. Я смотрел на темное пятно кустарника дикой малины, и мне показалось, что опутанные большими листьями ветви медленно раздвигаются… Сердце отчаянно забилось в моей груди. Смею предположить, этот человек следил за мной и все то время, пока я был у Татьяны, караулил подъезд. Он слышал, как я вышел из квартиры, но потерял меня, проявил обеспокоенность и сам себя выдал. Кто это? Неизвестный тщедушный тип с узкими плечиками?

Я весь напрягся в полной готовности кинуться на свою жертву. Сейчас он выйдет из-за кустов, и тогда между нами будет расстояние одного прыжка. Если он вооружен, то вряд ли успеет выстрелить… Тихо треснула веточка под ногой незнакомца… Зашуршали листья… Я уже различил смутную тень, отделившуюся от кустарника…

И вдруг за моей спиной оглушительно громко лязгнул дверной замок. Мне показалось, будто по моему сердцу полоснули лезвием бритвы. На лестницу выплеснулся желтый свет.

– Кирилл! Вацура!! – разнесся по этажам голос Татьяны.

Тень, с треском ломая ветки, метнулась в заросли палисадника. Я выскочил из подъезда, уже предчувствуя неудачу; злость придала мне сил, но я забыл об осторожности и тотчас споткнулся о невидимый в темноте бордюр. Подминая собой кусты, рухнул на землю. Вскочил, выставил вперед руки, побежал по цветнику, кое-как защищаясь от ветвей вишни, которые беспощадно хлестали меня по лицу. Поздно! Он ушел! Выбирая из головы листья, я вышел на дорожку, уже без всякой надежды посмотрел по сторонам. Мрак, тишина и ничего больше. Как некстати проявила себя Татьяна! Мне бы еще пару секунд, и я бы наверняка поймал этого невидимого типа.