пламени, пожирающими большой ствол, горевший в камине. Он повернул голову и посмотрел на вошедшего к нему человека.

Монах упал на колени возле короля и тихо произнес:

– Сир. Лев умирает, остается только гиена… – Это был «брат Ансельм».

Филипп повел бровью и переспросил:

– Лев умер? Это точные сведения?

– Пока еще нет, сир. Но, я лично осмотрел рану «льва» – она очень опасна…

Король резко поднялся из кресла, прошелся по комнате, потирая руки. Его глаза горели, румянец появился на бледном лице:

– Как это произошло?

– Арбалетный болт, сир. Красного цвета. Лекарю Меркадье толком не дал правильно пользовать раненого… – он запнулся, но продолжил. – Я, улучив момент, перепугал несчастного лекаря и тот сбежал…

– Красного цвета стрела? Дальше…

– Гангрена,.. сир.

Филипп подошел к окну, уставился на Сену. Он постоял так несколько минут, после чего повернул голову и сказал:

– Жаль его, несчастного «везунчика» Ришара. Прости Господи грехи его,… а ты ступай , отдохни с дороги.

Монах встал, поклонился и тихо вышел из комнаты, оставив короля наедине со своими мыслями. Король, убедившись, что остался один в комнате, произнес вслух:

– Господи! Слава тебе! Спасибо за помощь, Великий Боже! – Он упал на колени и начал молиться, кладя земные поклоны.

Помолившись, Филипп произнес:

– С «гиеной» будет значительно проще. Жан, даже на тень своего великого брата не походит, царствие ему небесное.

Король испугался, что кто-нибудь может услышать его слова, неосторожно вылетевшие из него. Он еще раз огляделся – он был один в комнате…

ГЛАВА XXIV   Вендетта. Смрть Меркадье

Рука судьбы причудливо тасует человеческие жизни.

Одна, казалось бы, незначительная ошибка может привести в такие дебри, из которых порой выход лишь один, да и тот, увы, в сторону смерти.

Чезаре выполнил одну часть своей священной клятвы мести. Жизнь короля Англии, герцога Нормандии и Аквитании, графа Анжу, Мен, Турень, Пуату и прочая, прочая, прочая, вот так, просто и ужасно оборвалась. Умер коронованный монарх, персона сакральная и неприкасаемая до настоящего времени.

Но оставался еще один. Меркадье.

Так где же он, куда его занесла судьба?

Оказалось все гораздо проще. Опытный воин и звук золота неразлучны.

И вот Меркадье приносит оммаж за свой замок и земли в Перигоре Элеоноре Аквитанской, крепкой еще старухе, вдовствующей королеве-матери и начинает со всем рвением и служить ей, став своего рода командиром её личной гвардии и охраны.

Свой отряд он хотел, было, распустить, но, из чувства жадности, продал главенство над ним бывшей своей «правой руке» Луспекару, тоже наемнику и, только не удивляйтесь, провансальцу.

Луспекар же с отрядом подался в услужение к новому королю англичан, Его величеству Жану Первому Плантажене, которого все также, по привычке, продолжали называть Сантерром, или «Безземельным». Воевал Луспекар храбро, но, как-то без «огонька», присущего Меркадье…

А, что Меркадье? Он завел себе отряд в тридцать головорезов, сделал из него что-то, наподобие телохранителей. Он опасался неизвестного стрелка.

Но, как назло, а может скорее к радости наемника, арбалетные выстрелы и перерезанные глотки прекратились, и Меркадье успокоился.

Он расслабился, распустил из жадности часть своей «гвардии» и поехал с герцогиней Элеонорой в Кастилию, чтобы привести невесту для французского принца Людовика.

Элеонора Аквитанская пыталась спасти распадающуюся державу Плантажене, путем брака своей племянницы и французского наследника престола попытаться защитить континентальные владения Плантажене от алчных и загребущих рук короля Филиппа. Тем более, что её последний сын, неразумный король Жан Сантерр, уже уступил Филиппу и Берри, и Овернь, и Лимож, и Ангулем. В приданое за принцессой Бланш Кастильской король Англии выделил графство Эврё и нормандскую часть Вексена, с окаянной крепостью Жизор.

Чезаре ди Висконти, еще молодой итальянец, но уже совершенно седой, сидел и молча пил, терпкое южное красное вино в портовом кабачке города и крепости Ла-Рошель, когда к нему подсел, предварительно спросив разрешения, какой-то монах в серой сутане.

– Присаживайтесь, падре. – Кивнул Чезаре, указывая на место напротив себя.

Его столик располагался в углу кабачка, возле окна, из которого был виден порт и кучи камней, сваленных на берег судами, использовавшими его в качестве балласта. Громко кричали чайки, стаями проносясь над кучей рыбацких лодок, с которых выгружали богатый улов трески…

Осень в этом году выдалась теплой, но достаточно ветреной. Вот и сегодня, с утра со стороны океана подул холодный северный ветер, испортивший, и без того, среднее настроение Чезаре.

– Вы, как я понял из обращения ко мне, итальянец? – Спросил его монах.

– Да, падре, вы не ошиблись, хотя… – Чезаре уставился в свой стакан. – Я уже практически никто.

– Ну, сын мой, вы это зря. Нельзя отрываться от родины, что тебя родила и взрастила. От родины, которая тебя всему научила и, обычаям которой ты обязан следовать до конца и неукоснительно.

Чезаре немного поежился. Толи холодный ветер случайно заскочил за ворот его кожаной потертой куртки, толи…

– Вам поклон от брата Ансельма. Вам, и вашим людям. – Тихо произнес монах.

Чезаре вздрогнул. Он был готов услышать эти слова от кого угодно, но, честно говоря, не в этом месте и не сейчас. Чезаре пристально посмотрел в лицо монаху. Обычный и невзрачный монах, каких сотни, если не тысячи. Хотя…

Выделялся крепкий волевой подбородок, да еще глаза. Холодные, словно бесчувственные. Но, в них горела искра силы, искра воли, присущая только, по-настоящему храбрым людям. Или воинам, не один раз заглядывавшим в лицо смерти и знающих ей цену.

– А где, позвольте полюбопытствовать, брат Бернар?

Чезаре вздохнул:

– Кто? А.. – с грустью в голове ответил Чезаре. – Жан Пикардиец умер неделю назад под Пуатье.

Монах перекрестился.

– Через пять дней, где-то после первой ночной стражи, вторая часть вашей клятвы выйдет из главных ворот дворца Омбриер, что примыкает к донжону «Арбалестейр» главного замка в Бордо.

Чезаре крепко сжал стакан с вином. Монах же спокойно продолжал:

– Место там