– Огонь!!!

Курсант Морозов метится. Старательно. Мишень (куча старых автопокрышек) установлена посреди склона небольшой горки. Метится курсант Морозов, метится… И вдруг на вершину горы выныривает белая машина, «Нива». Аккурат над мишенью. Из нее выходят папа, мама и маленькая дочка. Они трогательно берутся за руки и смотрят в нашу сторону. Машут руками солдатикам… Я успеваю запомнить: папа худенький, брючки серенькие, светленькая рубашка с коротким рукавом. Мама в платьице белом. Дочка маленькая, косички в стороны и бантики, тоже белые. Отшагали вы свое по белу свету. От гранатометчика Морозова еще никто не уходил.

– Стой… Отставить…

Штундер не кричит, а хрипит! Морозов недовольно смотрит на него и опускает трубу. Ротный нежно забирает у Морозова гранатомет. А на горушку уже толпой забегают сержанты. Мандец оцеплению, проспали. Да и гражданским сейчас, наверное, тоже мандец. Штундер их четвертует.

Дело к вечеру, мы отстрелялись, и нас возвращают в лагерь.

* * *

– Подъем!

– Пооодъеееооомммм!

– Получаем оружие! Строимся!!!

Последний день! Тра-та-та! Хочется танцевать, жаль, сил нет. Сегодня убываем в училище. Палатки собраны. Матрасы в «ЗИЛы» погружены. А мы – пешком. Мы же сила. Сколько там до КВАПУ топать? Двадцаточку? Да мы хоть на край света дойдем. Лишь бы отсюда уйти. А завтра сессия и… Что? Правильно: летний отпуск.

– Строиться! В походную колонну! Шагоооом! Мааарш!

Топаем не спеша, в ногу.

– Раз! Раз! Раз, два, три!

Пыльная дорога уходит вниз, а там деревня. Бабки старые у плетней, слезы платочками вытирают. На колышках крынки глиняные торчат вверх дном.

– Песню за-пе-вай!

Пууууть далеок у нас с тобою, веселей, солдат, гляди!!!

Вьется, вьется знамя полковое, командиры впереди!!

Они, правда, сзади идут, командиры. Колонна растягиваться начала, вот они и подгоняют. Сержанты – это наш маленький, но дружный заград-отряд. По штату мирного времени.

Через час я выпиваю всю свою флягу воды. А чего ее жалеть-то? Скоро вон придем, напьемся. Скоро… Скоро… Скоро… Горло как наждак… Язык высох, скукожился… Проходим поле, втягиваемся в хвойный лес. Солнце все выше. Температура градусов под тридцать.

– Привал!!!

Падаю прям на дорогу. Лицом вниз, как будто меня подстрелили. Устал. Нечеловечески. Если ты бежишь, как отдохнуть? Перейди на шаг, и тебе будет легче. А если идешь? Остается только одно – падать.

– Встать! Строиться!!!

Идем третий час. Вниз, под гору, в овраг, потом вверх. Еле забираемся… Опять дорога ровная. Вязкий песок. Пить хочется. Рядом вышагивает старшина Пытровыч. Дышит тяжело. Да мы здесь все тяжело дышим! Старшина достает флягу, делает глоток и старательно закручивает крышечку.

– Петрович! Дай глотнуть.

Старшина раздумывает ровно секунду.

– Нет. Самому мало.

Скотина. «Самому мало…» И у Клима во фляге пусто. Чуть дальше параллельным курсом широко, уверенно преодолевает пространство Штундер. Как Гулливер среди лилипутов. Заплетающейся походкой его догоняет Колпащиков:

– Товарищ майор! Товарищ майор…

Штундер не обращает на сержанта внимания. Колпащиков семенит рядом, как дворняжка. Шумно выдыхает и сообщает:

– Товарищ майор, прапорщик Гавриляк упал!

Штундер не останавливается. Он даже не поворачивает головы:

– Закопайте его!

– Товарищ майор…

– Закопайте его, Колпащиков!!!

Колпак замедляет шаг и перемещается в арьергард. Ясно, даже если и упал Гавриляк, закапывать его никто не будет. Так и останется наш Гаврила непохороненным.

На привале в окружении сержантского корпуса нашего взвода. Справа от меня Владимир Калиничев, слева Александр Колпащиков, левее и ниже – товарищ Ершов, а выше, с автоматом, старшина Николай Боженко

А мы все идем и идем. Что-то знакомый пейзаж… Кажется, сегодня мы здесь уже проходили… Овраг! Тот самый овраг! Специально выматывают нас, что ли, отцы-командиры?

– Привал!

Опять падаю в пыль. Клим оттаскивает меня на обочину. Под задницей приятный ковер из прошлогодних еловых иголок. Клим куда-то уходит. Через минуту возвращается. Подозрительно спокойно закуривает. И вдруг с силой бьет пилоткой об землю!

– Блядь!!!

– Что такое?

– Да подходил сейчас к Мандрике…

– Ну и что?

– Заблудились. Командиры хреновы!

* * *

Солнце в зените. Мы разбрелись. Клим куда-то потерялся. Или это я пропал… Ни ротных колонн, ни взводных. Движемся лавой. Широким фронтом. Продираемся сквозь кусты, обходим деревья. Выходим из окружения.

– Аааа!!!!

– Не вой!!!

На поляне передо мной несколько курсантов с автоматами «за спину» сгрудились, суетятся. В центре в пыли корчится еще один.

– У него судорога…

– Снимай сапог!

– Ааааа!!!

Тащат с него сапог. Он извивается, как пойманный уж.

– Блин, не получается!

– Среза́ть надо!

– Аааа!

Огибаю эту группу, волочу ноги дальше. Догоняю (я еще могу догонять?) сержанта Го́луба. Он идет без вещмешка, без автомата, без пилотки и без ремня. Пуговицы на манжетах расстегнуты. Блин, ну прям военнопленный. Заглядываю ему в глаза. О боже, они стеклянные. Глядят в одну точку. Делаю усилие, обгоняю. И… упираюсь в мощную спину Ха́ка. Курсант Хакимов, Марат Марсович. Мой друг и земляк из Звездного городка. У Ха́ка голливудская внешность. Красивое мужественное лицо. Белые зубы. Хищный нос. Агрессивный ежик иссиня-черных волос. Талия узкая, пресс кубиками, широкая спина, мощные бедра. И характер бойца.

– Хак…

– Слон, ты?

Идет, не поворачивается. Выдыхает дым. А меня и без того мутит.

– Хак… Ты еще и куришь…

– Скучно идти.

Ну да, скучно. Я от скуки скоро сдохну. Обогнать не могу, беру метров пять в сторону. В пыли на моем пути валяются ремень и пилотка. Издаю стон. Подбираю. Социалистическая собственность, нельзя бросать. Нас насчет этого сто раз инструктировали. Ну а дальше, глазам не верю, автомат. На земле! Чуть не плачу. Поднимаю, беру «за спину». Успеваю пройти еще метров десять. Щелк! Щелк!!! Курсант Дворянинов, естественно, мы его зовем Дворник, и сержант Суховеенко хлещут по щекам сидящего на земле Большого. Но тот квелый, видимо, потерял сознание на этой жаре. Сухой, отчаявшись привести Большого в чувство, бьет его сверху кулаком по голове: