спиной с грохотом открылась дверь. Я поморщился. Давно пора уже сделать ремонт, но я понимал, что всё это бесполезно. Через несколько дней это всё засрут. Да и при первой возможности я собираюсь свалить.

За*бало содержать их. За*бало видеть пьяные и опухшие рожи. За*бало чувствовать омерзительный запах ссанины.

Всё за*бало с самого детства.

Я дико стыдился своих родителей. Никогда, ни при каких обстоятельствах не появлялся с ними на улице. Чтобы никто не увидел. Чтобы никто не смеялся. Я зарабатывал себе авторитет кулаками. Пока в мастерской не оказался. Потом у меня появились друзья, которым срать на то, кто мои родители. С которыми у меня всегда были общие интересы.

Но из памяти никогда не сотру пятый класс. Училку георгафии. *бучую тварь и с*ку.

— Лещинский, к доске! — училка со строгим пуском на голове, поправила очки на носу.

Тоха толкнул меня локтем в рёбра и снова заржал, зажимая нос и рот пальцами, чтобы не привлекать лишнее внимание.

— Какие способы изучения местности ты знаешь?

— Разведка местности, изучение местности по… — я начал перечислять, но был грубо перебит взмахом руки.

— Стоп. Лещинский, чем от тебя так воняет? Ты когда в последний раз одежду менял? А голову мыл?

Я стоял на месте, распахнув широко глаза и не зная, что ответить. Мне было стыдно. Дико стыдно. Уши и лицо пылали. В горле появился ком.

— Садись. Дай дневник.

Эта тварь написала замечание, заняв всю графу «суббота». Она обращалась к родителям, с просьбой следить за внешним видом сына.

Дома меня снова ждали бухие в хлам родители. Чистой одежды не было. Я в ручную выстирал всю свою одежду и вывесил на балкон. Но одежда не успела высохнуть. На следующий день я попёрся в школу во влажной одежде.

Георгафичка выловила меня в коридоре.

— Лещинский, снова ты оделся, как бомж.

Она повела носом и сморщилась.

— Закройте свой рот, — Санёк, который со мной направлялся в маленький ларёк, где можно было купить сухарики за семьдесят пять копеек, сжал кулаки и уставился на неё исподлобья.

— Что? — географичка покраснела и сжала кулаки.

— Вы от усиков над губой избавьтесь и брови выщипайте, потом делайте замечание.

Географичка открывала и закрывала рот, то краснея, то бледнея.

А потом эта тварь вызвала родителей Санька в школу. Я не знаю, что именно сказал ей батя Сани. Но он в тот день пришёл в мастерскую, где мы тёрлись, присел рядом со мной, забившимся в угол и вновь переживающим позор. Похлопал по плечу и протянул объёмный пакет.

Я навсегда запомнил фразу, которую он мне тогда сказал.

Бестактных, гнилых, желающих унизить людей в твоей жизни будет много. Не обращай внимания. Ты не отвечаешь за своих родителей, сынок. Мы не можем выбрать родителей. Но мы можем выбрать своё будущее. Только от тебя будет зависеть, кем ты будешь работать, как будешь выглядеть и с кем дружить.

Именно батя Санька помог мне выбрать университет. После четвёртого курса он ждал в своей фирме на практику. И я жопу рвал, чтобы учиться на «отлично». Если повезёт, то на следующем курсе переведут на бюджет. Главное, всё не просрать.

— Глеб, ты вернулся? — голос отца вызвал в каждой клетке тела бешенство.

Молча покинул балкон, обогнув по широкой дуге покачивающееся тело.

— Сын, я с тобой разговариваю. Дай денег. Совсем ничего не осталось.

Я развернулся, чтобы увидеть, как он выворачивает карманы растянутых спортивок. Скривился и пошёл по коридору к своей комнате, которую всегда запирал на замок.

— Щенок неблагодарный, живёшь в моей квартире, а денег жмёшь.

Я прикрыл глаза и глубоко задышал, пытаясь успокоиться. Я знал, что с отцом не стоит спорить. Полтора года назад розочкой получил по лицу. Пара миллиметров левее и я лишился бы зрения на левом глазу. И глаза.

В спину понеслись проклятья. Я вошёл в комнату, захлопнул дверь, закрыл на ключ и завалился на кровать. Только сейчас осознал, что дико сильно устал. Стоило голове коснуться подушки, меня отрубило.

Глава 16

Вита

Всю ночь то проваливалась в сон, то, вздрагивая, просыпалась. Смотрела в потолок и тут же вновь засыпала. Только удивилась, что не помнила, как поднялась с пола и очутилась на кровати. В восемь утра в дверь бесцеремонно стали ломиться. Я чувствовала себя так, будто по мне проехался поезд. Морщась от головной боли и тянущего чувства между ног, поднялась с кровати и открыла дверь. Жанна тут же ввалилась в комнату и оглядела помещение, поджимая губы.

— Что это за веник? Где откопала? — я проследила за её взглядом.

В груди всё ёкнуло, сжало и оборвалось. Мой хороший. Он был здесь. Всё равно пришёл ко мне этой ночью. Несмотря на слова, что сказал. Я прикусила нижнюю губу до крови, разрываясь от противоречивых желаний — засмеяться и зарыдать. Но я не могла себе этого позволить. Только тупо смотрела на самый красивый, самый прекрасный букет.

— Ладно, не имеет значения. Принимай душ, придёт стилист.

— Я не хочу.

— Мне плевать. Пошла в душ и перестала выёживаться.

— Я не хочу этой свадьбы, Жанна. Я повторяю сотый раз. Я не люблю Сашу. Я не хочу выходить за него замуж. Я ненавижу вас всех.

— Твой папаша сдохнет, если ты откажешься.

— Пусть сдыхает, — я пожала плечами. — На него мне наплевать. Отменяй всё, Жанна. Я на полном серьёзе тебе это говорю. Я совершеннолетний человек, которого вы не имеете права принуждать. Я всё это терпела, молча сглатывала, готова была пожертвовать собой и своим счастьем. Но только ради чего? Ради трусливого мужика, который меня продал за деньги? Ради левых людей, которых я в глаза не видела? Нет, Жанна. Вы с Захарушкой всё это заварили, вы и расхлёбывайте. Лижите задницу Саше, целуйте пятки, подставляйте свои задницы. Расплачивайтесь сами. Моей жизнью никто больше распоряжаться не будет. Точка. Я люблю другого человека. И замуж я выйду за него.

Жанна долго молчала, вглядывалась в моё лицо. Потом молча развернулась и ушла.

Я быстро натянула джинсы и футболку, надевала носки, когда в комнату вломилось три мужика. Я даже испугаться не успела. Меня подхватили, больно скрутили и куда-то потащили. Я брыкалась, верещала, плевалась, но только причиняла себе ещё больше боли. В итоге затихла, когда левое плечо заломило так, будто