Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг она поняла, что давно его простила. Даже более того. Ее чувства к нему уже перешли границу добрососедских отношений.
– Вы, случайно, не крем изволите сбивать? – услышала она голос рядом. – Или мы все-таки будем красить?
Эмма совсем растерялась, когда увидела, что краска расплескалась по полу.
– Ой, что я наделала!
Она торопливо вылила краску в миску, чтобы Дьюку было удобно макать в нее валик, а сама взяла кисточку, собираясь красить там, где он не достанет.
Они принялись за работу и закончили одновременно с Брентом и Джоном. Поев, снова взялись за дело и покрасили еще две комнаты. В первый раз Эмма от души порадовалась, представив, каким станет дом после ремонта, но энергии ее хватило ненадолго. Заметив, что она устала, братья отослали ее кормить кошек, а сами продолжали трудиться. Эмма ушла, пообещав приготовить на обед что-нибудь вкусное.
Довольная, она уселась в кресло в солнечной комнате с Клариссой на коленях, и, хотя день стоял жаркий, ей было приятно ощущать ее тепло. Остальные кошки возились со своими игрушками или спали на диване, и Эмма, все еще улыбаясь, тоже задремала.
Она проснулась оттого, что что-то пощекотало ей щеку, и отмахнулась, еще не совсем придя в себя. Ухватившись за это что-то, не желавшее убегать или улетать, она в конце концов сообразила, что держится за чью-то руку. Эмма повернулась, но рука осталась лежать на щеке, и сквозь запах краски она уловила легкий аромат… Неужели пудра Мэгги? Невозможно!
Эмма открыла глаза и увидела склонившегося над ней Брента. Он улыбался своей обычной улыбкой и, стоя на коленях, приближал к ней лицо…
Неожиданно, словно от резкого звука, она пришла в себя окончательно и дернула головой, задев его щеку.
Кларисса бросилась прочь и, спрятавшись за кресло, с неудовольствием посмотрела на нее.
– Ого! – Брент отпрянул и схватился за щеку. – Осторожнее!
Эмма испугалась, но не показала виду, наоборот, резко спросила:
– А, это вы? Вообще, что вы тут делаете?
Дурацкий вопрос. Она прекрасно знала, что он тут делал. Пытался возбудить ее, чтобы она его захотела.
– Я будил вас. Это научный факт. Если осторожно дотронуться до мочки уха, человек спокойно просыпается, не испугавшись.
Эмма спустила ноги на пол и провела испачканными в краске руками по волосам.
– Но вы ведь не ученый.
Он встал рядом.
– Я не ожидал, что вы приметесь гладить мою руку.
– Я не… – Эмма залилась румянцем.
– Дети, дети! – крикнул Дьюк, вместе с Джоном вваливаясь в комнату посмотреть, что там происходит. – Нечего ссориться, а то будете мириться по способу Брента.
– Дьюк, заткнись! – прорычал Брент, едва не испепелив его взглядом.
Стараясь сохранять присутствие духа, Эмма отошла от Брента.
– Как это?
– Он заставлял нас целоваться. Это было так ужасно, что мы забывали, из-за чего ссорились к тому времени, как поцелуй оставался позади.
Джон ткнул Дьюка локтем в бок.
– Думаю, они поцелуются с удовольствием.
– Ошибаетесь, – возразила Эмма.
– Неправда, – тихо проговорил Брент не для ушей братьев.
Эмма сделала вид, что ничего не слышала, однако поняла, что он прав, и разозлилась еще больше.
– Мне надо в магазин, – заявила она. – Приходите через полтора часа, если проголодаетесь.
– Если проголодаемся! – вскричал Джон. – Это мягко сказано!
– Пошли, пошли, ребятки! Нас выгоняют, – весело проговорил Брент и направился к двери. – Пошли! Надо позаниматься с собаками, а то они разжиреют.
– Правильно, – согласился с ним Дьюк. – Но разве здесь не принято иногда отдыхать?
– Отдохнешь в университете, – съехидничал Брент. – Как в прошлом году.
Эмма проводила их, заперла дверь и побежала наверх за сумкой. По дороге она не преминула заглянуть во все комнаты и осталась довольна работой братьев. Единственное, что ее теперь удручало, – это количество тяжелой мебели. Придется все куда-то выносить, прежде чем она примется за полы. Не может быть, чтобы Брент ей не помог.
Что было бы, если бы он не так серьезно относился к обещанию, которое дал Мэгги, и пореже бывал у нее?.. А ведь он прав. Она хотела, чтобы он ее поцеловал…
Форресты пришли точно вовремя, успев вымыться и переодеться. Глаза у них горели голодным блеском. В магазине Эмма сначала сунула в корзинку одну курицу, но потом, подумав, положила вторую.
Теперь у нее были две аппетитно зажаренные куриные тушки и целая кастрюля вареного картофеля с маслом.
В кухне было ужасно душно, и Эмма раскраснелась. Перевернув кур, она достала из холодильника холодный чай.
– Вкусно пахнет, – сказал, входя, Дьюк, следом за которым шли Джон и Брент.
Она с улыбкой кивнула всем троим и взглянула на Брента. На нем были новые джинсы и голубая рубашка под цвет глаз. Наверное, она не сумела скрыть своих чувств, потому что он вдруг весь напрягся и остановился на пороге.
Эмма поставила стакан с чаем и взялась за кастрюлю с картофелем.
– Давайте я, – сказал Брент, отстраняя ее.
Эмма заглянула ему в глаза, потом посмотрела на губы, которые чуть не поцеловали ее совсем недавно, а теперь растянулись во все понимающую усмешку. Она кашлянула.
– Да-да, спасибо.
Братья смотрели на них во все глаза, словно пришли не обедать, а наслаждаться невиданным зрелищем. Они напряженно ждали, что будет дальше, и не сводили с Эммы глаз, но она всего-навсего перевернула кур на сковородке.
Дьюк вызвался заправить салат, а Джон застелил стол скатертью и поставил тарелки.
Неловкий момент миновал, и когда все четверо принялись за еду, то болтали, как старые друзья.
Дьюк и Джон соревновались в похвалах ее кулинарному искусству и не упускали случая дать ей понять, что считают ее почетным членом их семьи. Дьюк, в восторге от куриной ножки, уже готов был сделать ей предложение руки и сердца, как зазвонил телефон.
Ближе всех к нему сидел Брент, он и взял трубку, откинувшись на спинку стула.
– Это Форрест, – сказал он и посмотрел на Эмму. – А, привет, Дэниел, дружище! Как у вас дела?
Эмма протянула руку.
– Брент, дайте мне трубку.
– Да. Я все ей передал. Если она вам не перезвонила, это ее вина.
Эмма вскочила, словно ее подбросило пружиной.
– Брент!
Она обогнула стол и выхватила у него трубку, а он изобразил удивление и даже обиду.
– …И вообще вы не имеете никакого права находиться в ее доме, – услышала она недовольный голос своего приятеля.