Я внутренне передернулся. Санитары взяли мужика под руки и повели к дверям института. Я помахал ненормальному рукой, в которой была зажата сигарета, и в ответ на приветствие услышал злобное рычание беззубого рта.

— Но-но, пошел, — подтолкнул психа один из санитаров.

Тот шел и оглядывался на меня, не переставая рычать. А потом я услышал, как он заорал мне:

— Ты умрешь! Умр-р-е-ешь!!

— Да пошел скорей! — снова толкнули его санитары в спину, и один крикнул мне что-то, извиняясь.

Психа увели в здание института, и я, признаться, облегченно вздохнул. «И чем я ему так не понравился, — подумал я. — Хотя мало ли чем, разве ненормального поймешь?»

Я передернул плечами и сел в машину, стараясь как можно скорее забыть этот нечеловеческий рев: «Умре-е-ешь!»

Я приехал в «Новую Россию», когда верстка номера подходила к концу.

Вместо Татьяны исполнял обязанности главного редактора Миша Липкин — мужик приятной наружности, но острый на язык, всегда насмешливо-ироничный. Эта злая ирония распространилась и на меня. Липкин почему-то считал, что я имею отношение к «конторе» — к Лубянке, и потому относился ко мне настороженно. Впрочем, такой разновидностью шпиономании в недавнее время болел каждый диссидентствующий интеллигент, так что его подозрительность была мне хоть и не в радость, но понятна.

— Старик! — Липкин выскочил из-за своего стола, заваленного бумажным мусором, едва завидев меня на пороге редакторского кабинета, и сразу набросился с упреками. — Ты хоть что-нибудь определенное мог сказать, когда звонил по телефону! Все-таки ты к газете имеешь какое-то отношение! Какой ужас, какой ужас… Как это могло случиться! Ты ее видел? — Я молча кивнул. — Ах, ну да!.. Ты же оттуда! Ты садись, садись…

Липкин показал на кресло. Я сел, закурил.

— Саша, послушай, я набросал некролог. Может, ты уточнишь что-то. — Липкин взял исчерканный листок и стал читать: «…В результате террористического акта погибла…»

— Подожди, — остановил я Липкина. Меня неожиданно охватило раздражение: всегда эти журналисты лезут вперед всех со своей осведомленностью. — Тебе откуда известно, что это террористический акт?

Липкин удивленно уставился на меня:

— А как же ты еще назовешь взрыв автомобиля, в котором находились два известных человека?

— До тех пор, пока следствие не пришло к какому-то определенному выводу, я бы поостерегся давать какую-либо оценку случившемуся.

Липкин буквально взвился от моих слов.

— Случившемуся?! — заорал он, перегибаясь через стол. — Ты это называешь просто случаем, да? Может быть, ты хочешь сказать, что это самый рядовой несчастный случай?

— Возможно и так, — сказал я, стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия. — Возможно, для одного из них — Гусева или Тани — это был несчастный случай. Ты ведь не скажешь мне сейчас, на кого из них покушался убийца: на банкира или на журналиста?

— Ясное дело… — начал было Липкин, но осекся: до него вдруг дошел смысл сказанного мною.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Липкин.

— Начни просто: такого-то числа около 12 часов дня трагически погибла известная журналистка Татьяна Холод, главный редактор «Новой России». И соответственно закончи: причину гибели устанавливает следствие…

— Ты просто предлагаешь промолчать! — сказал Липкин.

— Я предлагаю всего лишь не делать поспешных выводов и не брать на себя функции следователя и судьи. К сожалению или к счастью, хотя какое уж тут счастье, — вздохнул я, — все может оказаться прозаичнее. Скажем, шофер проигрался в карты и ему включили «счетчик», а потом подорвали вместе со случайными пассажирами… — сказал я то, во что и сам не верил. — Или, скажем, жена Гусева приревновала его…

Миша Липкин мусолил листок, обдумывая мои слова.

— У тебя, конечно, есть своя версия случившегося? — продолжал я.

— А у тебя какая? — встрепенулся Миша.

— Пока никаких, — твердо ответил я. — А вот твоя версия меня очень интересует, как и версии остальных. Поэтому, Миша, собери мне всю редакционную группу. И дай телефоны всех, кого Таня приглашала на заседание редколлегии.

Липкин достал пухлую записную книжку.

— Сейчас собрать уже никого невозможно, а телефоны я дам. — Он начал выписывать номера телефонов на бумажку.

— Александр Борисович, — обратилась Дина. Она вытерла слезу платочком. — Что же нам теперь всем делать?

— Только не раскисать, — ответил я. — Дина, слезами горю не поможешь. У вас есть заместитель редактора, Миша Липкин, он и скажет, что вам делать!

Дина в голос зарыдала и выбежала из кабинета. Утешил, называется… Но эта моя грубость — от напряжения, мне самому стоило огромных сил, чтобы не упасть лбом на полированную столешницу и не зарыдать.

Мне подумалось, как много за девять лет работы я видел смертей, но вот смерть любимых женщин: гибель на моих глазах Риты, Татьяны — меня просто приводила в шок. Когда насильственной смертью умирает женщина, только тогда я начинаю чувствовать и понимать, что такое смерть и как она несправедлива…

Я вдруг опять вспомнил про Ирину, свою жену, находящуюся сейчас в Риге, и почувствовал, что покрываюсь потом. Мне в голову пришла дикая мысль: что, если и с ней что-нибудь случится, похитят, например, нападут или еще чего хуже… О нет! Этого не может быть никогда! А почему не может быть? Потому что я даже думать об этом боюсь, как недавно предположить боялся, что женщина в «мерседесе» и есть Татьяна…

Я обошел редакцию. У каждого была своя версия, и порой самая неожиданная, но по-настоящему заслуживающего внимания, кроме дружного предположения, что взрыв машины председателя правления «Славянского банка» может быть как-то связан с тем материалом, с которым Татьяна собиралась всех ознакомить, ничего не было.

Версия, вполне заслуживающая внимания, но… У Гусева, должно быть, наберется не один десяток смертельных врагов самых различных рангов и положений — от авторитетов криминального мира до конкурентов. Убийство могли совершить и по заказу: с целью подкосить фантастически быстро накручивающий капиталы банк; с целью устранить нежелательного свидетеля, который, если вспомнить, что говорил Меркулов, слишком много знает и слишком часто фигурирует в материалах комиссии, занимающейся гэкачепистами.

А если допустить предположение, что Татьяна своими разоблачительными финансовыми статьями и репортажами кому-то страшно насолила? Версия малоправдоподобна, но и ее не стоит сбрасывать со счетов…

Внутри у меня все восставало от того, что мотивировка убийства лежит явно на поверхности: не дать Татьяне Холод опубликовать сенсационные материалы (которые она все равно бы получила) по Западной группе войск…

Я вернулся в кабинет, в котором сидел Миша Липкин. Попросил его, чтобы он дозвонился до остальных членов редколлегии, которых я сегодня не сумел выловить, и пригласил их на завтра для беседы со мной.