Скоро мы оказались возле берега мутной желтой речки метров пяти шириной. Все правоверные сели творить намаз, а я не удержался, и вместе с Юркой мы искупались в этой речушке, так как давно уже были покрыты толстым слоем пыли, прилипшей на потные шеи и лица.

Скоро снова двинулись в путь по краю «зеленки». Вдалеке за деревьями я видел дорогу, возле которой были точки наблюдения — маленькие сарайчики из ящиков и листов железа…

Вечером караван вышел на открытое пространство. И мы оказались возле небольшого оазиса из гранатовых и персиковых деревьев. Это была маленькая деревня, кишлак — покосившиеся дома, обмазанные красной глиной, рядом с которыми раскинулись палатки с нашитыми на них красными крестами. На крышах палаток были навалены связки соломы и саксаула.

— Ну вот, кажется, и пришли, — сказал Юрка, размазывая по лицу густые разводы желтой пыли, которой мы снова покрылись.

Нас никто не встречал, в отличие от моджахедов, к которым выскочили их шумные братья.

Вдруг я услышал — или это у меня уже от жары и духоты начались галлюцинации? — я услышал русскую речь, почти русскую! Но звали не меня.

— Юрля, Юрля! Как холосо, мы рада тебя видеть! — закричал, выскочив из палатки, маленький узкоглазый китаец.

— Здравствуй, Лен Нин! — вдруг заорал Юрка и бросился к этому китайцу, который был до того маленький, что едва доходил Королеву до плеча. Его кругленькое личико блинчиком с маленькими черными прорезями для глаз светилось радостью и удивлением.

Королев стал по-братски обниматься с китайцем, хлопая его по спине. Потом вспомнил про меня, заорал как резаный:

— Володя! Это же Лен Нин, мой лучший друг по плену!

Лен Нин, быстро согласно качая головой, подбежал ко мне, протягивая две ладони, сложенные лодочкой. Я пожал ему обе руки.

— Осень холосо, Лен, — Лен Нин представился, схватил мои руки и затряс их как в лихорадке.

— Вы, видимо, врач, товарищ Лен Нин? — спросил я.

— Да, учились Советский Союза, — улыбался он, по-прежнему качая головой, не хуже китайского болванчика.

Юрка принялся мне быстро объяснять, что мы находимся во французском госпитале на территории белуджей, который финансирует аль-Руниш.

А Руниш так до сих пор и не появился, хотя весь караван из нескольких лошадей и мулов был уже почти разгружен.

Я не стал мешать Юркиным разговорам с его бывшим другом по плену. Но Юрка опять подвел ко мне Лен Нина, я уже понял, что Лен Нин значит Ленин, — стал снова представлять мне китайского «Ленина», удивленно восклицая, что Лен по-прежнему снайпер. Только Лен теперь воюет не против русских интервентов, а против «духов» — тех, которые не белуджи.

Я спросил, где он учился в Союзе, на что Лен Нин ответил:

— Академия Фрунзе.

Моя физиономия брезгливо скривилась.

— Сразу видно, что французский госпиталь, — съязвил я Королеву.

И только я сказал это, как из той же палатки, из которой выбежал Лен Нин, появились две белокурые бестии, две девушки. Я чуть не рухнул от удивления, но справился с собой. Однако все же у меня отвалилась челюсть.

К нам подошли две высокие девицы в нейлоновых цветастых бюстгальтерах, обе светловолосые: одна — с длинными, до плеч, роскошными кудрями, а другая — подстриженная чересчур коротко, почти под ноль.

— Хай! — поздоровались они с Юркой.

Я тут же спросил по-английски, где господин Салим. Девицы нахмурились, но ничего не ответили. В ответ они представились, сказав, что они англичанки, Мэри и Барбара. Понемногу с разных сторон стали появляться и окружать нас такие же маленькие, как Лен Нин, китайцы.

— Куда ты меня завез? — сквозь зубы прошептал я Королеву.

— Все нормально, это наемники из бригады «Черный аист», — ответил Юрий. — Многие из них тоже снайперы, как Мэри с Барбарой.

— А вообще-то французы здесь есть? — спросил я у Мэри по-английски.

— Есть и врачи-французы. В общем, здесь у нас интернациональная бригада, выполняем интернациональный долг… — ответила она по-английски.

Многие из китайцев были с «Калашниковыми», они быстро что-то мяукали на своем языке, наверное, обсуждали наше прибытие. Я как можно вежливее улыбался.

— Пойдемте, вы можете подождать мистера Салима в палатке, — предложила нам Барбара и препроводила нас в крайнюю палатку.

В палатке лежали трое раненых моджахедов. Воздух был раскаленным и спертым, сильно пахло йодом. Раненые лежали на походных раскладушках.

— Привет, братва! — радостно поприветствовал их Юрка.

Один из раненых застонал.

Я удивленно покосился на Королева, но и у меня теперь уже не было ощущения, что мы находимся в стане врага. Я вежливо кивнул им. Один из раненых заулыбался. Он пошевелил черными губами, пытаясь изобразить улыбку, а потом показал забинтованный окровавленными бинтами обрубок ноги.

— Ну, то что ногу отняли — это не страшно. Главное — живой, — по-русски успокоил его я. А тот, услышав русскую речь, казалось, ничуть не удивился. Что-то стал шептать мне запекшимися губами на своем языке. Я интуитивно понял, что он просил воды, и дал ему железную фляжку, висевшую на столбе, поддерживающем палаточную крышу. Он с жадностью принялся пить. Напившись, что-то простонал про Аллаха.

«Эх, воин, — думаю. — Здесь тебе не Германия, никакой Аллах не поможет, если получил ранение».

Ранение моджахеда — это не совсем то же, что ранение советского воина в Афгане. Если «духа» ранили в живот или голову, это для него верная смерть, продолжительная и мучительная. Даже если ногу слегка заденет, то гангрена обеспечена, и в конце концов ампутации не избежать. У душманов почти нет медикаментов, а понятие о санитарной гигиене у них весьма своеобразное.

Юрий, стоявший рядом со мной, грустно посмотрел на меня:

— Слышь, полковник, ты случайно героин не употреблял у себя в Германии?

Я отрицательно покачал головой.

— А я, знаешь, в плену пристрастился. И теперь, если несколько дней без «косячка», то уже ломка начинается. Я носом чую, вернее, вижу по ландшафту, что за деревней как раз мои поля, там растет почти то, что мне требуется.

Я внезапно вышел из себя, я взорвался. Мои ноздри от негодования задрожали, но я не стал орать на Королева, а командным тоном рубил:

— Слушай, ты! Мы что, приехали коноплю собирать?! Ну-ка пойдем выйдем… — И вытолкнул его из палатки.

Но выяснить отношения нам не дали удары по железной трубе, подвешенной к дереву. Прибежала Барбара и позвала обедать.