НОВЫЕ АНЕКДОТЫ

«Пушкин рассказывал, что, когда он служил в министерстве иностранных дел, ему случилось дежурить с одним весьма старым чиновником. Желая извлечь из него хоть что-нибудь, Пушкин расспрашивал его про службу и услышал от него следующее. – Однажды он дежурил в этой самой комнате, у этого самого стола… Было уже за полночь. Вдруг дверь с шумом растворилась. Вбежал сторож впопыхах, объявляя, что за ним идет государь. Павел вошел и в большом волнении начал ходить по комнате; потом приказал чиновнику взять лист бумаги и начал диктовать с большим жаром. Чиновник начал с заголовка: „Указ Его Императорского Величества“ – и капнул чернилами. Поспешно схватил он другой лист и снова начал писать заголовок, а государь все ходил по комнате и продолжал диктовать. Чиновник до того растерялся, что не мог вспомнить начала приказания, и боялся начать с середины, сидел ни жив ни мертв перед бумагой. Павел вдруг остановился и потребовал указ для подписания. Дрожащий чиновник подал ему лист, на котором был написан заголовок и больше ничего. – Что же государь? – спросил Пушкин. – Да ничего-с. Изволил только ударить меня в рожу и вышел. – А что же диктовал вам государь? – спросил вновь Пушкин. – Хоть убейте, не могу сказать. Я до того был испуган – что ни одного слова припомнить не могу» (Вацуро. С. 100).

«В одном из ежедневных приказов по военному производству, писарь – вспомните тогдашнее время – писарь расчеркнулся так, что когда писал: „прапорщики-жъ такие-то в подпоручики“, – то перенес на другую строку небывалое словцо Кижъ, начав его еще с прописной, размашистой буквы. Пробегая наскоро приказ этот, император принял словцо это, с прописною буквою, за коим следовали прозвания, также за прозвание одного из производимых и написал тут же: „подпоручик Кижъ в поручики“. На другой день подпоручик Кижъ произведен был в штабс-капитаны, а на третий, подписывая приказ, государь написал против него: „В капитаны“. И это сделано. Никто не успел оглянуться, ни опомниться, как Кижъ произведен был в полковники, с отметкой: „Вызвать сейчас ко мне“. Тогда только бросились по приказам, где этот Кижъ? Он оказался в каком-то Азовском или Апшеронском полку, где-то на Дону, и фельдъегерь, очертя голову, поскакал за ним. Можно вообразить изумленье полкового командира, до которого еще не успел дойти обычным порядком первый приказ о производстве прапорщика Кижа, как привезен был уже с фельдъегерем последний о производстве его в полковники, и когда, сверх сего, полковой командир не мог понять, о чем и о ком идет речь, потому что в полку его никогда никакого Кижа не было. „Есть же на свете Чиж, – подумал полковник. – Почему бы не быть и Кижу, но только не в этом полку“. – Фельдъегерь подавно ничего не мог тут объяснить и поскакал, едва перекусив, обратно. – Донесение полковника, что в его полку Кижа нет и не бывало, всполошило все высшее военное начальство и канцелярии их. Бросились следить по приказам, и наконец бедственный первый приказ о производстве Кижа в подпоручики разъяснил дело. Между тем государь уже спрашивал, не прибыл ли полковник Кижъ – вероятно, желая с нетерпением поздравить его генералом. Решились доложить государю, что Кижъ умер. – Жаль, – сказал император, – был хороший офицер» (Даль. С. 295–296).

«Какой-то гвардейский полковник в месячном рапорте показал умершим офицера, который отходил в больнице. Павел его исключил за смертью из списков. По несчастью, офицер не умер, а выздоровел. Полковник упросил его на год или на два уехать в свои деревни, надеясь сыскать случай поправить дело. Офицер согласился, но, на беду полковника, наследники, прочитавши в приказах о смерти родственника, ни за что не хотели его признавать живым . Когда живой мертвец увидел, что ему приходится и в другой раз умирать, и не с приказу, а с голоду, тогда он поехал в Петербург и подал Павлу просьбу. Павел написал своей рукой на его просьбе: – Так как о господине офицере состоялся высочайший приказ, то в просьбе ему отказать» (А. И. Герцен // Русский литературный анекдот. С. 83).[33]

НОВЫЕ УКАЗЫ И АНЕКДОТЫ

10 июля. «Господин генерал от кавалерии граф фон-дер-Пален. Из вашего сегодняшнего рапорта я вижу, что дочь портного Клокенберга хотела утопиться от любви к регистратору Максимову, но так как я против их брака ничего не имею, то препоручаю вам исполнить их желание. К вам благосклонный Павел» (Анекдоты. С. 267).

4 сентября. Уволено от дел 27 сенаторов. Оставлено на службе – 50 (Клочков. С. 186). – «В Сенате было решено какое-то дело, в котором участвовала родственница Кутайсова или какого-то другого урода. По жалобе ее отрешили от службы всех сенаторов того департамента и производителей дела» (Греч. С. 175).

25 сентября. «Его Императорское Величество с крайним негодованием усмотреть изволил во время последнего в Гатчине бывшего театрального представления, что некоторые из бывших зрителей начинали плескать руками, когда его величеству одобрения своего объявить было неугодно, и, напротив того, воздерживались от плескания, когда его величество своим примером показывал желание одобрить игру актеров , почему принужденным нашелся всему двору своему и гарнизону города Гатчины отказать вход в театр и в церковь, кроме малого числа имеющих вход на вечерние собрания, и приказать соизволил: для предосторожности жителей столицы, дабы здешняя публика во время представлений театральных воздерживалась от всяких неблагопристойностей, как то: стучать тростями, топать ногами, шикать, аплодировать одному, когда публика не аплодирует, также аплодировать во всем пении или действии и тем отнимать удовольствие у публики безвременным шумом. А потому всех, здесь в городе живущих, обвестить с подписками о сем и с строгим при том подтверждением, что, если и за сим кто-либо осмелится вопреки вышеписанному учинить, тот предан будет, яко ослушник, суду» (Анекдоты. С. 238).

«Мало ли что предписывалось и исполнялось в то время! Так, например, предписано было не употреблять некоторых слов, например, говорить и писать государство вместо отечество; мещанин вместо гражданин; исключить вместо выключить» (Греч. С. 151); осмотреть вместо обозреть; исполнить вместо выполнить; караул вместо стража; собрание вместо общество (РС. 1872. Т. 6. № 7. С. 98).

«Можно вообразить, какова была цензура! Особенно отличался рижский ценсор Туманский . Один сельский пастор в Лифляндии, Зейдер, содержавший лет за десять до того немецкую библиотеку для чтения, просил, чрез газеты, бывших своих подписчиков, чтобы они возвратили ему находящиеся у них книги и, между прочим, повести Лафонтена „Die Gewalt der Liebe“ . Туманский донес императору, что пастор Зейдер старается посредством библиотеки для чтения распространять тлетворные начала. Этот злостный, хитро придуманный донос возбудил подозрительность и негодование императора. И Зейдер был приговорен к наказанию кнутом . Когда привязали его к столбу, он заметил, как по-видимому значительный человек в военном мундире подошел к палачу и прошептал ему на ухо несколько слов; этот последний почтительно отвечал: – Слушаюсь. – Вероятно, то был сам граф Пален или один из его адъютантов, давший палачу приказание пощадить несчастного. От бесчестия нельзя было его избавить; по крайней мере, хотели его предохранить от телесного наказания, которого он, может быть, и не вынес бы. Зейдер уверял, что он не получил ни одного удара, он только слышал, как в воздухе свистел каждый взмах кнута, который потом скользил по его исподнему платью. – По совершении казни, он должен был быть отправлен в Сибирь: но и этою высылкою граф Пален, с опасностью для самого себя, промедлил несколько дней, все надеясь на более благоприятный оборот в участи несчастного, так как даже русское духовенство, к его чести будь помянуто, вошло с ходатайством за него. Когда, однако, исчезла последняя надежда, его отправили в Сибирь, как самого отъявленного злодея» (Греч. С. 151–152; Коцебу. С. 289–291).[34]