– Выйдешь, – заворчала она, притираясь задом к сиденью, – пойдешь по медному ряду до обжорки, там свернешь в тесемный ряд и через два пролета… Нет, все едино заблудишься. – Она горестно посмотрела на меня и жалобно пропела: – У тебя и зазнобы-то нет! Эх-хе-хе! Вот, держи, – и она протянула мне неизвестно откуда появившийся в ее руке лохматый обрывок веревки, – она доведет.

Я ошарашенно схватился за бабкину веревку, и она вдруг так рванула меня к выходу, что я едва не выпустил ее из рук. Выдернув меня из ларька, веревочка понеслась между торговцами и покупателями, а я, вцепившись в нее и едва успевая перебирать ногами, энергично расталкивал, распихивал, расшвыривал прохожих, изображая из себя шар в кегельбане. По проторенному мной проспекту вольготно двигался мой носильщик со своей тележкой. Теперь мне уже было не до окружающих красот и диковин. В глазах плескалось цветное мелькание, а в ушах стоял восхищенный смех Леди, чрезвычайно довольной участием в этих гонках.

Мой коронный забег кончился совершенно неожиданно, когда задушенный моими пальцами обрывок веревки бессильно повис, а я уткнулся носом в стеклянную дверь шикарного павильона. Шумно переведя дух, я отошел от двери на несколько шагов и прочитал вывеску над павильоном: «Вкусности на любой вкус». Я с опаской посмотрел сквозь стеклянную дверь внутрь. Там находились несколько человек, по-видимому, делавших покупки. Я швырнул совершенно измочаленную веревку в стоящий у входа ящик, расправил плечи и, гордо подняв голову, вошел в павильон.

Едва оказавшись внутри, я обнаружил рядом с собой молодого человека с гладко зализанными блестящими волосами, в зеленой униформе, отделанной золотым галуном, склонившегося в полупоклоне. Этот полуприказчик, полушвейцар приподнял голову и с масленой улыбкой утвердительно вопросил:

– Господин желает вкусностей? – а затем замер, не дыша, в ожидании ответа.

– Да, милейший, – бросил я, вновь обретя уверенность. – Чего-нибудь сладкого, но в первую очередь овсяного печенья.

– Прошу, господин, – и он, не разгибаясь, сделал широкий приглашающий жест.

Я двинулся к прилавкам. Под чистым хрустальным стеклом, на хрустальных полках выстроились хрустальные широкие вазы, наполненные конфетами в странно знакомых обертках, печеньем различных сортов, пирожными, восточными сладостями. Красивыми пирамидами располагались подарочные коробки с конфетами, зефиром, мармеладом. Отдельно стояли коробки с тортами. Я двигался вдоль длинного прилавка, а набриолиненный молодец следовал несколько поодаль, давая пояснения.

– Вы видите перед собой, господин, продукцию одной из самых известных столичных компаний – «Розовый февраль». Изумительное качество продукции дважды вызывало чудовищные беспорядки в провинции и едва не привело к закрытию компании. А вот шоколад известнейшей и старейшей столичной фирмы с интригующим названием «Рот в рот». Многие покупают эти вкусности только из-за названия фирмы. Представляете, вы подносите своей даме сердца коробочку конфет и говорите: «Дорогая, попробуйте „Рот в рот“… Каково? Наконец, мы можем предложить эксклюзивную продукцию, которую выпускает малыми партиями столичная фирма „Приударь сильнее всех“. Название, согласен, несколько вульгарное, но вкус продукции – специфический. Из изделий провинциальных предприятий обращу ваше просвещенное внимание на шоколад шоколадного дома „Разбазарная душа – за душою ни шиша“. Такое длинное поэтическое название вполне соответствует продукции. Все остальное вряд ли привлечет внимание такого ценителя вкусностей, каким, без сомнения, является господин, – шаркнул он напоследок ножкой.

Выслушивая своего сопровождающего и рассматривая богатые витрины, я обратил внимание на небольшой столик в окружении двух плетеных кресел в углу торгового зала и направился к нему. Расположившись в кресле, я распорядился:

– Принесите корзинку побольше, и мы не торопясь будем ее наполнять, – и тут же услышал капризный голосок Леди:

– Я тоже не откажусь от овсяного печенья и конфет.

– Две корзины, – поправился я.

Когда корзинки принесли и водрузили на столик, я разбудил свое воображение и принялся перечислять:

– В каждую корзинку мы положим по килограмму вожделенного овсяного печенья, конфет…

В общем, корзинки мне наполнили.

Когда я покидал это сладкое заведение, мне вслед кланялись все работники фирмы. Еще бы, я накупил у них товару на три серебряных монеты и слышал, как мальчишка, тащивший мои корзины к выходу, бубнил, что ему хватило бы этого на год. А я подумал, что он, по-видимому, постоянно переедает сладкого. Мой грузовой рикша, ничуть не удивившись, погрузил корзинки на свою тележку и так же лихо двинулся за мной по направлению к выходу с базара.

Прогулка явно пошла мне на пользу – беспокойство, которое грызло меня постоянно и неотступно, несколько притупилось под натиском ярких и необычных впечатлений. Но я чувствовал усталость, что неудивительно – я же практически не спал ночью. Уже выходя с рынка, я наткнулся на небольшой киоск с прозаической вывеской «Надписи на подарках», и тут мне в голову пришла богатая идея. Я вошел. Внутри, за здоровенным верстаком, заваленным различным, мелким режущим инструментом, восседал здоровенный мужик, похожий на деревенского кузнеца. Он молча уставился на меня, ожидая, что, собственно, я ему скажу.

– У вас можно сделать надпись на подарке? – уважительно обратился я к нему.

Он помолчал, а затем густым басом, полностью соответствующим его внешности, прогудел:

– На каком языке?

На мгновение я растерялся. Я как-то уже привык, что жители этого мира изъясняются на русском. Так что вопрос показался мне странным. Но он требовал ответа и я твердо произнес:

– На русском.

Этот молотобоец довольно улыбнулся и совсем дружеским тоном пожаловался:

– Вот и хорошо. А то ходят тут сегодня целый день, требуют надписей на латыни и иврите, а что это такое, хрен его знает. Давай свой подарок, сей секунд сделаем!

Я присел на стоящую рядом с верстаком табуреточку, стянул с пальца перстень и протянул его умельцу. Этот поклонник родного языка повертел в своих здоровенных пальчиках мою безделушку, как-то странно взглянул на меня, затем, прикрыв один глаз, начал так и этак поворачивать перстень, разглядывая вторым глазом камень. Потом, положив перстень перед собой на верстак, он поднял глаза и прогудел:

– Длинная надпись?

– Да нет, одно слово, вернее имя – Лаэрта…

Он понимающе улыбнулся и подмигнул:

– Да. Это настоящая красавица… – Он мечтательно помолчал, а затем, ткнув пальцем в перстень, продолжил: – Однако на этой штуке можно изготовить только магическую надпись. Обычный резец этот металл не возьмет.

– Ну что ж, магическую так магическую, – согласился я, вспомнив, что и в моем мире все кузнецы считались колдунами.

Верзила кивнул и, наклонившись, вытащил из-под верстака колбу, наполненную прозрачной жидкостью. Сграбастав перстень, он швырнул его в колбу и посмотрел, как тот медленно погрузился на дно. Затем, заткнув горлышко колбы своим заскорузлым, черным от въевшейся окалины пальцем, он принялся медленно вращать ее, разгоняя плескавшуюся жидкость по кругу. При этом он нашептывал какие-то странные слова, как мне показалось, на смеси латыни с ивритом. И тут я увидел, что мой перстень начал растворяться в жидкости, словно кусок сахара в горячем чае.