Я чуть было не схватил этого амбала-чародея за руку, но, обратив внимание на его необыкновенную сосредоточенность, решил дотерпеть до конца. На лбу у мастера выступила обильная испарина, когда он наконец поставил колбу на верстак и удовлетворенно выдохнул:

– Готово…

– И что готово?.. – едко спросил я. – Куда ты подевал мой перстень?..

Мастер недоуменно уставился на меня:

– Так вот же он!..

– Где?.. – Я снова взглянул на колбу.

Перстень спокойно лежал на дне. Как и откуда он там появился, я не понял.

– Давай вытаскивай… – нетерпеливо потребовал я.

– Пусть отстоится. Надпись должна закрепиться, – добродушно прогудел этот граверных дел мастер.

Через несколько минут он выудил перстень из колбы и, обтерев его куском ветоши, протянул мне. Я взял и внимательно рассмотрел вещицу. Никакой надписи на ней не было.

– Желтяк за работу… – прогудело над моим ухом.

– Сколько?.. – Я чуть не свалился с табуретки.

– Желтяк… – довольно повторил этот громила с большой дороги.

– А надпись где?.. – заорал я, тряся перстнем у него перед носом. – Где твоя столь высокооплачиваемая работа?..

Он уставился на перстень, потом перевел недоуменный взгляд на меня и проговорил:

– Она ж магическая…

– Так что ж, что магическая… – еще больше разъярился я. – Раз она магическая, то ее и увидеть нельзя?..

– Почему нельзя?.. Надень на палец, подержи хотя б минуту и сними. Она и проявится. Только видно ее будет минуты две-три, потом снова на палец надо надевать, чтобы проявилась. – Он, казалось, не понимал, как это я не знаю столь общеизвестных вещей.

Я тут же сунул палец в кольцо и замер, считая про себя до шестидесяти. Просчитал я до восьмидесяти, на всякий случай, а затем сдернул перстень с пальца. С внутренней поверхности обода полыхнуло белое пламя, растворяя металл перстня и складываясь в выписанное затейливой русской вязью слово – Лаэрта. Я не отрываясь смотрел на эту красоту, пока она не начала тускнеть.

Надев перстень на палец, я встал, молча достал из кошелечка золотую монету и протянул ее мастеру. Он довольно улыбнулся и снова вытер со лба испарину.

– Огромное спасибо! – проговорил я и вышел на улицу.

Базарный день подходил к концу. Мы с молчавшей Леди и моим носильщиком прошли по ставшей малолюдной улице и свернули в ворота конюшни. Во дворе никого не было. Нагретая за день площадка была чиста, пустынна и тиха. Я снял одну из корзинок с тележки, вошел в полумрак конюшни и тихо позвал:

– Миша.

Совершенно не слышно рядом со мной возникла маленькая фигурка моего нового друга.

– Вот, – улыбнулся я ему, протягивая корзинку. – Тут обещанное овсяное печенье и кое-что еще.

Лошадный испуганно отшатнулся, уставившись на мои руки. Потом прянул вперед и, обхватив корзину руками, тихим осипшим голосом прошептал:

– Это все – мне подарок?

У меня тоже почему-то перехватило горло, и я в тон ему ответил:

– Ну, ты же мой друг. Я же тебе обещал.

Он вытянул корзину из моих рук, поставил ее на дорожку и, усевшись рядом, стал доставать оттуда пакеты, свертки, коробки, разворачивать и открывать их, нюхать, лизать и ковырять содержимое, повизгивая от удовольствия. Я медленно отступил к дверям. Последнее, что я видел, выходя во двор, был Миша, который сидел на полу, обхватив ногами корзину, и пытался в набитый печеньем рот запихнуть шоколадную конфету.

Наконец мы вернулись в гостиницу. Когда хозяин, по-прежнему маячивший за прилавком, увидел, что тащил мой носильщик, он быстро вышел в зал и, подойдя ко мне, зашептал:

– Надеюсь, господин не станет пугать страхи в моем доме.

Весь его вид выдавал непреклонную решимость не позволить мне заниматься этим рискованным занятием в стенах своего заведения.

– Ни в коем случае, – успокоил я его. – Я прекрасно знаю, на что эта птичка способна.

Бармалей скорчил благодарную физиономию и, посторонившись, с поклоном позволил нам пройти к лестнице. В моих апартаментах сопровождавший меня геркулес поставил клетку с Крохом в угол, а корзину на туалетный столик, принял причитающееся ему вознаграждение и молча исчез. Ванька сидел на подоконнике и тщательно, не обращая на меня ни малейшего внимания, вылизывал лапу. Весь его вид говорил, что наша беспечность в стане врага – вопиюща, но ничего другого он от нас и не ожидал. Я подошел к подоконнику и пробормотал извиняющимся тоном:

– Ладно, не обижайся. Ты же первый ушел, и мы не знали, когда ты вернешься. Пойдем лучше посмотрим, что мы принесли.

Кот, казалось, хмыкнул и бросил быстрый осуждающий взгляд на нахохлившегося в углу Кроха. Но, поднявшись и потянувшись, выгнув спину, он соскочил на пол и двинулся за мной к туалетному столику, уже не обращая внимания на затаившуюся в клетке птичку.

Я перенес корзину на кресло и высыпал ее содержимое. Открыв все пакеты и коробки, я предоставил Леди и Ваньке самим выбирать, что им по вкусу, и, взяв несколько печений и пару конфет, отправился в угол к клетке. Только сейчас я вспомнил, что не спросил у продавца, чем кормить этого замечательного зверя в перьях. Просунув печенье и развернутые конфеты в клетку, я с удовлетворением увидел, как Крох-ворчун вперевалку покинул свою жердочку и, взяв печенье в свою корявую лапу, не торопясь, аккуратно и с достоинством начал его уплетать.

Наконец-то я смог стянуть сапоги, скинуть плащ и пояс с ножнами и, закрыв дверь, растянуться на кровати. Я практически сразу заснул.

Разбудил меня Ванька, который своими тяжелыми лапами протопал по моему животу. В результате мой мочевой пузырь скомандовал мне немедленный подъем. Я вскочил с постели и отправился в соседнее помещение решать свои физиологические проблемы. Вернувшись полностью удовлетворенным, я обратил внимание, что за окном стемнело. Наступал вечер, и надо было спускаться в ресторанный зал, в надежде на новую встречу со Странником.

Ванька опять куда-то исчез. Когда я оделся, натянул сапоги и застегнул пряжку пояса, Леди покинула свое место на спинке кресла и быстро забралась мне на плечо.

– Сегодня я тебя одного не отпущу! – сурово заявила она. – Во-первых, мне любопытно, что там в ресторане происходит, во-вторых, мне кажется, тебе может понадобиться моя помощь, а в-третьих, все влюбленные типы нуждаются в постоянном присмотре.

Я особенно и не возражал. Так вместе мы и спустились в ресторанный зал.

В противоположность вчерашнему вечеру зал был практически пуст, только в дальнем углу за одним столом сидели две пары и, тихо переговариваясь, выпивали и закусывали. Притушенная люстра едва освещала зал. Я сразу понял причину отсутствия посетителей. В моем вчерашнем кабинете, на том же месте уже восседал Странник. Перед ним красовался знакомый графин с сиреневой жидкостью. Однако сегодня Странник не только выпивал, но и довольно обильно закусывал. Стол в кабинете был заставлен посудой. На большом серебряном блюде лежал наполовину съеденный поросенок, вокруг теснились большие тарелки с крупной и мелкой дичью, колбасами, нарезанной ветчиной, различными овощами, судки с какими-то соусами и подливками. В общем, это была замечательная выставка достижений местной кухни. Странник держал в правой руке короткий широкий кинжал, которым орудовал вместо столового ножа, а в левой здоровенный кусок жареной поросятины. Увидев меня, он энергично замахал этим самым куском поросенка, требуя, чтобы я немедленно присоединился к нему. Я чрезвычайно обрадовался, увидев его в добром здравии, и с улыбкой направился в его сторону.