целый ритуал, чтобы прием учеников не нарушал ее личное пространство, и ей успешно удавалось сохранять равновесие между работой и частной жизнью. Правда, никакой личной жизни, считай, и не было…

Романы, конечно, периодически случались. Иногда к ней подкатывали озабоченные папаши, но этих она посылала сразу и бесповоротно. Каким же идиотом надо быть, чтобы заводить интрижку прямо на глазах любящей супруги и их общего отпрыска! Сделала исключение только для одного отца-одиночки, но их связь продлилась ровно столько, сколько у нее прозанимался его сыночек. Папа совместил приятное с полезным, однако она осталась не в обиде. Зато никаких претензий и обязательств, а серьезных планов на его счет она и не строила – очень надо воспитывать чужого ребенка.

Подруги постепенно выходили замуж и обзаводились детьми, но Василиса не чувствовала себя отстающей. Ее вполне устраивало собственное существование, и тиканья пресловутых часиков она вовсе не ощущала. Было хорошо и так. До недавнего времени…

Теперь эта жертва гиперопеки и авторитарной мамаши сидел перед ней, шмыгая носом, стискивая ее руки и признаваясь в какой-то непонятной любви, якобы не отпускающей его уже десять лет… А она вынуждена выслушивать этот бред.

Быстров молчал, явно ожидая от нее ответа, а она никак не могла подобрать слова. Что тут скажешь спустя столько времени?

– Послушай, Алексей… – наконец начала она, кое-как собравшись с мыслями.

– Подождите! – вдруг горячо воскликнул он, вскинув голову и глянув на нее сумасшедшими глазами. – Не отвечайте ничего. Я просто прошу подумать…

О чем тут можно думать? Что ответить на признание в любви бывшему ученику, из-за которого она десять лет назад едва не обзавелась судимостью? Посадить ее вряд ли могли, а впаять штраф и навсегда испортить жизнь – запросто.

Она потом изучила историю вопроса и убедилась: такая перспектива была вполне реальна, подобные прецеденты имелись. По молодости и глупости даже не поняла сразу, как легко отделалась. Не выяснила лишь, почему в итоге ее оставили в покое. И вот наконец появилась возможность все узнать.

– Это ты тогда заставил мать заявление забрать?

В глазах Быстрова появилось осмысленное выражение.

– Конечно.

Она иронически хмыкнула:

– Чем же ты ей пригрозил? Что из дома уйдешь? Или школу бросишь?

Он взглянул на нее с недоумением:

– Нет, конечно. Разве ее такой ерундой проймешь? Сказал, что с собой покончу.

Она уже пожалела, что завела об этом речь. Разговор принимал совершенно безумный оборот. Впрочем, он и с самого начала был таким, ничего удивительного.

– И она поверила?

– Как видите.

– А ты реально мог бы?

Она не знала, зачем спрашивала. Какое ей дело, насколько Быстров чокнутый? Даже если бы он показательно наглотался таблеток, его бы отправили в психушку на принудительное лечение, а это клеймо на всю жизнь. Вряд ли мать хотела так рисковать собственным сыном, да и своей репутацией тоже.

– Не знаю, – серьезно отозвался он. – Но она поверила и не стала проверять.

– И как вы потом… – Она не договорила, но Быстров понял.

– Да нормально. Никто ничего не узнал – мать постаралась. Новую англичанку только после зимних каникул нашли, но мне уже было пофиг…

– Как твоя рыбка? – вдруг вспомнила она.

Он оживился:

– Прекрасно. Весела и здорова. Я вам говорил, что сомы по тридцать лет живут?

– Не говорил, но я очень рада. А как ЕГЭ сдал? – неожиданно заинтересовалась она.

Быстров дико взглянул на нее:

– Василиса Андреевна, какое это сейчас имеет значение? Я даже вуз уже давненько окончил.

– Поступил на бюджет?

– Нет, – с досадой проговорил он. – И не пытался.

– Мама все оплатила?

– Да при чем тут это?

Она остро взглянула на него:

– А что при чем?

– Я, кажется, без вас не могу.

– Тебе понадобилось десять лет, чтобы понять?

– Да я жил с этим все годы, – признался Быстров. – Пока совершенно четко не осознал, что должен с вами объясниться. И если вы мне откажете…

– С собой покончишь? – понятливо кивнула она.

Он обиженно взглянул на нее:

– Зачем вы так?

– А ты зачем?

– Я правду говорю.

– Я тоже.

До сих пор ей было просто любопытно, но теперь она почувствовала, что начинает раздражаться.

– И чего ты от меня хочешь? Я не завожу романы с малолетними. С учениками – тем более.

– Я давно не ваш ученик, – серьезно и грустно проговорил Быстров. – И уж тем более не малолетний. Мне двадцать восемь.

Она взглянула на него по-новому. Оказывается, совершенно упустила из вида, что десять лет прошли не только для нее.

– Не может быть, – тем не менее заспорила она. – Ты тогда считался несовершеннолетним, значит, восемнадцать еще не исполнилось…

– Тогда была осень, – напомнил он. – А сейчас весна. Но даже это уже не важно. Я давно взрослый, Василиса Андреевна.

А по поведению и не скажешь. Перед ней сидел все тот же взволнованный подросток, который когда-то подавал ей пальто и пытался неумело признаваться в любви. Да и сейчас у него ненамного лучше получалось.

Она озадаченно молчала. Все-таки Быстрову удалось выбить ее из колеи. И опять из-за него с большим трудом налаженная жизнь летела ко всем чертям.

Он наконец отпустил ее руки и вдруг попросил:

– Василиса Андреевна, может, чаю попьем?

Она только вздохнула. Что же они все такие предсказуемые?

Глава 16. Пассивный залог

Кажется, совсем недавно все это уже было. Она ставила чайник, а на ее кухонном диванчике сидел парень и наблюдал за ней…

– Может, что-нибудь посущественнее? – машинально повторила она свои собственные слова.

– Борща нальете?

Она удивленно взглянула на него. Похоже, Быстров вполне освоился и снова заговорил развязно.

– Нет, – она отчего-то смутилась. – За борщом – это не ко мне. А бутерброды могу предложить.

– Спасибо, я не голоден, – церемонно отозвался он.

– Тогда, может, кофе? – предложила она из вежливости.

Обернулась и совершенно неожиданно столкнулась с Быстровым лицом к лицу – он неслышно поднялся с диванчика и шагнул к ней вплотную.

– Мне – вас, – серьезно проговорил он.

У него были такие длинные руки, что он легко обнял ее даже одной, а вторую запустил в волосы, растрепав тщательно уложенный пучок. Она смотрела прямо в его зеленые глаза, внезапно оказавшиеся слишком близко, и мысли лихорадочно метались в голове.

Что она теряет? У нее давно никого не было. Камер здесь точно нет, и теперь никто не сможет обвинить ее в домогательствах. Да и мальчик уже взрослый. Потому что за время пути собачка могла подрасти…

Когда он поцеловал ее, она не стала сопротивляться и даже не испытала никакой неловкости. Кажется, Алексей все эти