Из шкафа с коробками из-под печенья и конфет он вынул небольшую шкатулку, обтянутую атласной тканью, в каких обычно хранят кольца или браслеты. Открыл ее и, не вынимая марку, поставил шкатулку на стол. На марке внизу было написано «España correos»[101], а стоимость была указана в левом верхнем углу: «3 PTAS[102]». На марке красовалась танцовщица фламенко, изображенная в самых изысканных подробностях и красках. Но было что-то в выражении лица этой женщины, в ее взгляде, в непередаваемом блеске глаз, что по-настоящему захватило Джахангира.

Он молча рассматривал марку. Тянулись секунды, и доктор Моди ждал, нетерпеливо суетясь, пока наконец атласная шкатулка не была закрыта и не оказалась снова в его руках. Затем он сказал:

– Так, значит, тебе понравилась испанская танцовщица? Она нравится всем, кто ее видит. Даже моя жена, которая не интересуется собиранием марок, сказала, что она красивая. Вот выйду на пенсию и буду больше времени проводить с испанской красавицей. Ну и с другими марками тоже.

Он расслабился, только когда снова запер марку в шкаф.

Джахангир ушел, унося с собой видение испанской танцовщицы. Он пытался представить себе, как эта марка поселилась бы в его альбоме, как она приветствовала бы его восхитительным блеском женских глаз каждый раз, когда он открывает его страницы. Он затворил за собой дверь, и сразу же, словно желая уничтожить эти неуемные фантазии, из квартиры послышались громкие голоса.

До него донесся пронзительный голос миссис Моди, доказывающий что-то доктору, который упрашивал ее не кричать, иначе их услышат соседи. Несколько раз в ходе последующей ссоры упоминалось имя Песи, и сыпались обвинения в какой-то ужасной беде, случившейся с сыном из-за нелюбви отца. Голоса преследовали Джахангира и тогда, когда он быстро прошел мимо вопросительно смотревшей на него матери, добрался до спальни в другом конце квартиры и захлопнул дверь.

Когда началась новая учебная неделя, Джахангир понял, что он ждет четверга. Перед киноуроком его сердце заколотилось от возбуждения. Чтобы не пачкать носовой платок, он подготовил бумажку.

Эрику не пришлось долго направлять его руку. Джахангир обнаружил, что и сам может управлять реакцией Эрика, варьируя скорость, силу и сжатие. Когда все кончилось, Эрик предложил сделать ему то же самое, и Джахангир не отказался.

Недели летели быстро, коллекция Джахангира росла от одного киноурока к другому. В классе начали шептаться об их совместной с Эриком мастурбации, прозвав эту парочку муттхи-маро[103]. Джахангир стал сопровождать Эрика в его воровских вылазках, увеличивая количество толкающихся у прилавков ребят и снующих рук. Потом он осмелел, изучил метод Эрика и стырил несколько марок сам.

Но такой несложный способ коллекционирования должен был когда-то закончиться. Патла-бабу и Джхария-бабу прервали свою давнюю традицию молчания и пожаловались администрации школы. В отличие от стеклянных шариков и супари, речь уже шла не о двух-трех пайсах в день. После проведенной кампании трофеи Джахангира и Эрика оценивались в рупиях двузначными числами. Потери были столь значительны, что оба бабу забеспокоились о своем выживании.

Администрация поручила расследование этого дела школьному старосте. Он был мальчиком амбициозным, вечно за всеми шпионил, а также состоял членом команды школьного Дискуссионного клуба и Патруля безопасности дорожного движения. Когда жалоба была получена, он почти сразу же, после обеденного перерыва, явился в класс Джахангира, но до прихода учителя и произнес речь, сильно напоминающую его выступления в дискуссионном клубе:

– Двое учеников из этого класса уже несколько недель крадут марки у Патла-бабу и Джхария-бабу. Вы можете спросить: кто эти мальчики? Но нет нужды называть их имена. Я знаю, кто они, и прошу их вернуть мне марки завтра. Если это будет сделано, наказания не последует. Бабу просто хотят получить назад свои марки. Но если марки возвращены не будут, имена воров станут известны директору и полиции. Пусть эти двое сами решают.

Джахангир изо всех сил старался себя не выдать. Его трясло. Он посмотрел на невозмутимого Эрика, надеясь получить хоть какой-нибудь знак. Но Эрик даже не взглянул в его сторону. Староста вышел, сопровождаемый издевательскими аплодисментами класса.

После уроков Эрик был мрачнее тучи. Пропал его ласковый, льстивый тон, каким он обычно говорил с Джахангиром. «Ты бы лучше принес эти свои говенные марки», – грубо сказал он. Джахангир, конечно, согласился. После возвращения марок со старостой проблем не возникло.

Но, как это ни прискорбно, коллекция Джахангира в одночасье сократилась. Всю неделю он спал плохо, волнуясь, как же объяснить дяде Барзору неожиданное исчезновение ядра своей коллекции. Мать решила, что темные круги под глазами появились у него из-за слишком усердного чтения и недостатка свежего воздуха. Мысль о марках или о Патла-бабу и Джхария-бабу вызывала у Джахангира ощущение пустоты в желудке и горького вкуса во рту. В общем, его охватило общее чувство недомогания.

В воскресенье он пошел в гости к дяде Барзору, не взяв с собой альбом с марками. Миссис Моди открыла ему дверь и молча отвернулась. Казалось, она не может справиться с душившей ее яростью, что только усиливало его собственное чувство вины и стыда.

Джахангир объяснил дяде Барзору, что не принес альбом, потому что с прошлого воскресенья не приобрел новых марок и что он чувствует себя неважно и поэтому пробудет недолго.

Доктора Моди встревожил вид мальчика, который явно нервничал и испытывал неловкость, но он отнес это за счет плохого самочувствия. Они посмотрели несколько марок, которые доктор получил на прошлой неделе от своих зарубежных коллег. Потом Джахангир сказал, что он, пожалуй, пойдет домой.

– Но ты просто должен перед уходом посмотреть на испанскую танцовщицу. Может, тогда тебе станет лучше. Ха-ха-ха!

И доктор Моди, поднявшись, направился к шкафу достать марку. Разглядывание ее в конце каждой воскресной встречи приобрело значимость некоего эзотерического ритуала.

– Барзор-джи! – закричала миссис Моди из соседней комнаты. – Сейчас же иди сюда!

Доктор сделал кислую мину и поспешил на зов.

В соседней комнате на доктора Моди вылилась вся неистовая ярость жены:

– Все, дальше некуда! На родного сына у тебя времени нет! Каждое воскресенье ты сидишь с чужим парнем! Что у него есть, чего нет у твоего сына? Ты отец или нет? Ничего удивительного, что Песи вырос такой! Как я могу обвинять мальчика, если его собственный отец не интересуется…

– Ш-ш-ш! Ребенок в соседней комнате! Ты что, хочешь, чтобы все соседи слышали твой крик?

– Мне все равно! Пусть слышат! Думаешь, они и так не знают? Думаешь, ты…

За соседней дверью напряженно прислушивалась