не трогал, и он спокойно ржавел под кроватью. Мать согласилась, что сложенные в него тряпки можно выбросить, а марки временно поместить туда, пока Джахангир не разложит их по альбомам. Он освободил сундук, вытер внутри пыль, выложил дно и стенки оберточной бумагой и пошел к соседке за марками.

После нескольких походов шкаф доктора Моди опустел. Джахангир оглядел комнату, в которой когда-то он провел столько счастливых часов. Письменный стол стоял на том же самом месте, рядом два стула. Он уже повернулся, чтобы уйти, но снова приблизился к столу, потому что чуть не забыл еще одну вещь. Да, там в ящике лежал первый альбом доктора Моди, который ему подарил дядя Нассерван-джи.

Джахангир начал листать тяжелые, заполненные марками страницы. Они зашуршали как-то по-особенному – что такого было в этом звуке? И он вспомнил: то первое воскресенье, голос доктора Моди, который он почти услышал вновь, его мягкую, вдохновенную интонацию, таившую обещания и надежды и совсем не похожую на его всегдашний зычный, веселый тон, и его, глядящие куда-то вдаль глаза, которые однажды сверкали от ярости, когда Песи попытался обидеть Джахангира…

В комнату вошла миссис Моди. Вздрогнув, он закрыл альбом.

– Это последний.

Он остановился, чтобы поблагодарить ее, но она перебила:

– Нет-нет, зачем меня благодарить? Ты делаешь мне одолжение, что берешь коллекцию, помогаешь мне сделать то, чего хотел Барзор. – Она взяла его за руку. – Еще хотела тебе сказать. Одной марки тут не хватает. С картинкой танцовщицы.

– Я знаю! – сказал Джахангир. – Дядя Барзор ее потерял и думал, что я…

Миссис Моди сжала его руку, которую все еще держала в своей, и он замолчал. Она сказала тихо, но без чувства вины:

– Он ее не терял. Это я ее уничтожила.

Когда она увидела недоумение на лице Джахангира, ее глаза повлажнели. Она хотела сказать что-то еще, но не смогла и все так же сжимала его руку. Наконец страдальческим дрожащим голосом произнесла:

– Прости старую женщину.

И погладила его по щеке. Джахангир молча ушел, неожиданно почувствовав, что ему очень стыдно.

Следующие несколько дней он пробовал внести хоть какой-то порядок в эту груду неразобранных марок. Надеялся, что рано или поздно его интерес к филателии снова проснется. Но этого не произошло. Задача продолжала оставаться бесполезной, скучной и тягомотной. Бессмысленные бумажные квадратики отказывались оживать, как они это делали для доктора Моди у него в комнате каждое воскресенье в десять часов. Джахангир захлопнул сундук и сунул его под кровать, где он и раньше преспокойно лежал много лет.

Время от времени мать напоминала ему про марки:

– Сделай что-нибудь, Джахангу, сделай с ними хоть что-нибудь.

Он говорил, что сделает, когда ему захочется и когда найдет время, а пока это ему неинтересно.

Через несколько месяцев он снова достал из-под кровати сундук. Довольная миссис Бальсара смотрела на сына, не подходя близко и не осмеливаясь прервать его действия советом или поощрением: она знала, что ее Джахангу сейчас в таком возрасте, когда мальчики обязательно сделают прямо противоположное тому, что говорят родители.

Но накануне ночью сон Джахангира нарушило слабое и необычное шуршание, которое, как ему показалось, доносится из сундука. И вскоре миссис Бальсара поняла причину, заставившую сына вытащить сундук на свет божий.

Крышка была откинута, и их глазам предстали целые полчища тараканов. Насекомые попытались скрыться, но Джахангир все же успел убить нескольких тапкой. Подбежала и мать, тоже пришлепнув парочку своим чаппалем. Тараканы рванули врассыпную – одни убежали под кровать и забились в самые труднодостижимые углы, другие старались поглубже закопаться в сундук.

Беглый осмотр показал, что, кроме тараканов, сундук кишит еще и белыми муравьями. Все альбомы были разорены. Почти все марки оказались если не полностью уничтоженными, то получившими различные повреждения. На них в самых разных местах появились дырочки и коричневые пятна – какие оставляют насекомые и другие домашние вредители.

Джахангир взял наугад один из альбомов и открыл его. Почти сразу же у него в руках стали рассыпаться страницы. Он вспомнил, как доктор Моди говорил: «Это мое пенсионное хобби. Вот выйду на пенсию и буду проводить все время со своими марками». Джахангир медленно опустил в сундук изодранные останки любимого детища дяди Барзора.

Он сидел рядом с помятым ржавым металлом и удивлялся, что не ощущает ни утраты, ни боли. «Почему так?» – думал он. Скорее наоборот, он испытывал нечто вроде облегчения. Его руки стали перебирать содержимое сундука – потерявшие ценность клочки бумаги, обрывки работы многочисленных воскресных утр. Иногда он останавливался, чтобы отстраненно разглядывать хитрые узоры, оставленные челюстями насекомых, которые, пока он спал, каждую ночь пировали у него под кроватью.

Едва заметно пожав плечами, Джахангир поднялся и закрыл крышку. Вряд ли в сундуке осталось что-то ценное.

О седых волосах и крикете

Седой волос был зажат пинцетом. Я аккуратно потянул, чтобы понять, крепко ли его захватил пинцет, и выдернул.

– А-а-а-а! – Папино лицо исказила гримаса. – Осторожнее. Тяни только по одному.

Он продолжал читать разложенную на столе «Таймс оф Индия».

– Я же и так по одному, – сказал я, показав ему пинцет, но мое возмущение замечено не было. Погруженный в чтение рекламных объявлений, папа почти не смотрел в мою сторону. Свет лампочки, висевшей без абажура над нашими головами, скользнул по пинцету из нержавейки и послал блик на календарь от «Радио Мерфи», и он запрыгал по ангельскому личику «Мерфи беби», вторя моей работе над отцовской шевелюрой. Папа вздохнул, перевернул страницу и продолжил изучение колонок объявлений.

В каждое следующее воскресенье удаление седых волос занимало больше времени, чем в предыдущее. Я уверен, что папа тоже это заметил, но мужественно шутил, что все дело в лени, мешающей мне работать быстро. Перси всегда освобождали от этого занятия. А если я высказывал недовольство, то ответ был: учеба твоего брата в колледже гораздо важнее.

Папа рассчитывал на мои четырнадцатилетние пальцы в деле выкорчевывания символов смертности, которых с каждой новой неделей становилось все больше и больше. Работа была малоприятная, потому что приходилось расчесывать напомаженные накануне жирные волосы, выбирая среди них седые и те, что только начинали седеть, – наполовину черные, наполовину седые, отчего они почему-то казались мне еще противнее. Всегда было трудно решить, выдрать их или оставить расти до следующего воскресенья, когда седина доберется до кончиков.

Воскресный номер «Таймс оф Индия» вышел с приложением, где были напечатаны комиксы «Волшебник Мандрагора», «Фантом» и «Мэгги и Джиггс» из «Воспитания отца». Тусклую желтоватую скатерть оживляли яркие картинки комиксов, словно специально