– Да я тебе самой за такие шутки!.. – взвилась Камила вместе со стулом. Упала, роняя злые слезы и ругательства. – Отвяжи меня, сука! Слышь?! Тебе все равно не жить, я ж тебя сдам вместе с твоим…

Веста без видимых усилий подняла ее за шиворот, коротко размахнулась и влепила пощечину.

– Заткнись, – негромко приказала она.

Камила отчетливо испугалась. Я отошла еще дальше, села на подоконник, достала сигареты.

– Девки, что происходит-то? – спросила оттуда. – По-человечески никак нельзя объяснить? Какие-то шпионы, какие-то угрозы…

– Ты хорошо знаешь Родригеса?

– Ты уже спрашивала. Я видела его один раз.

– А тому, кто вас познакомил, доверяешь?

– Веста, в нашем бизнесе никто не доверяет никому до конца. Все может случиться. Но Родригес – шпион… Это даже не смешно.

– Рассказывай, – велела Веста Камиле.

– Перебьетесь! Сначала отвяжите!

– Не вопрос. – Веста медленно расстегнула такую же свободную куртку, как и у меня, показала кобуру. – Поняла, да?

У Камилы расширились, а потом сузились глаза:

– Так вы что, заодно?

– Друг с дружкой – конечно, – согласилась Веста. – Но только своего гнилого приятеля к нам не примазывай. У нас свой бизнес. – Помолчала. – Мозги на место встали? Нормально говорить способна?

Камила скрипнула зубами, но истерику свою задавила. Веста развязала ее.

– А теперь повтори для Долорес то, что сказала мне.

Я старательно делала вид, что не врубаюсь в происходящее. Не верю. Шпионы – они только в книжках бывают, да еще в государственных новостях – всякий раз перед очередным повышением налогов отлавливают десяток-другой таких «шпионов». Но при этом я показывала, что до меня медленно начинает доходить: а дело-то швах. Потому что вместе со «шпионом» гребут и всех его знакомых. А знакомые, между прочим, отнюдь не ангелы, и проблем с законом у каждого выше крыши.

Камила рассказала. Влюбленный в нее Родригес предложил ей сегодня руку и сердце. А когда она радостно согласилась, добавил, что жить придется за кордоном, поскольку он разведчик. Но там жить намного лучше. К тому же там никто не знает, чем занималась Камила в Мехико. Опять же, ему обещали хорошие деньги за диверсию на одном из военных заводов. Диверсию он должен устроить через две недели, и сразу после этого они с Камилой вылетят в сторону Земли.

– Чушь какая-то, – сказала я. – Камила, он тебе лапши на уши навешал. Ну ты сама подумай – какой диверсант станет доверяться подружке, которую знает неделю?

– А он считал, что я все знаю! Раз передаю его шифровки! И ты… – Камила уставилась на меня.

– Тогда уж и я, – заметила Веста. – Камила, я тоже думаю, что парень наврал. На сочувствие тебя разводит. Он самый обыкновенный альфонс.

– Нет! Он доказал! Он показал мне чипы на несколько разных имен! И допуск на тот завод! А я вот пойду и сдам его полиции!

– Полиция такими вещами не занимается, – озабоченно сказала Веста. – Про чипы ты не говорила. Чипы – это уже серьезно.

Следующие двадцать минут мы вытаскивали из Камилы новые подробности. Мне пришлось сознаться, что я участвую в схеме доставки мелкой контрабанды, и человек, который попросил меня свести Родригеса с Камилой, – бывший пират, сменивший разбойный бизнес на дело поспокойнее и безопаснее. Пираты долго не живут, это всем известно.

Камила еще разок проплакалась, выпила полстакана дешевой водки и с жаром сообщила, что она шлюха, но не изменница. Она настоящая патриотка, а не какая-то там. И ведь она ему верила, а он оказался мерзавцем…

Поразительно, как бывают глупы женщины, если их поманить обручальным кольцом.

– А ты проверь его любовь, – вдруг посоветовала Веста. – Пусть он перейдет на нашу сторону. Согласится – значит, действительно любит тебя.

– Да мне он не нужен!

– Дура, – сказала Веста. – Если он ради тебя изменит родине – да это же подвиг! А он небось еще и с хорошим образованием – разведчиков учат на совесть. То есть он без работы никогда не останется.

– И ты предлагаешь мне жить с нелегалом? Ищи другую дуру.

– Почему? Он пойдет и сдастся контрразведке.

Камила опешила:

– И чем это лучше?

– Для тебя – тем, что он получит гражданство, что ты будешь знать его настоящее имя. Может, он и на работе в контрразведке останется. А для нас – если он сдастся, нас не тронут. Он же сам назовет своих подельников.

Я молчала. Веста порола чушь и несла бред. Но Камила ее слушала. Идея ей нравилась. Мне – нет, но другого выхода не остается. Я вышла на кухню, якобы сварить кофе, отправила глубоко зашифрованное сообщение на секретный номер Хосе. Формальности надо соблюдать, даже когда решение известно заранее.

В кухню бесшумно вошла Веста.

– Камила вызванивает своего красавчика, – шепнула она. – Ты уезжай. Я справлюсь.

Я не переменилась в лице, вообще не показала, что удивлена.

– Тебе-то какая выгода?

– А такая, что меня загребут в любом случае. Мне было шестнадцать, и я влюбилась в одного… А он был из агентурной сети. Его сдал такой вот перебежчик. Мой… он так и не заговорил. Умер под пытками. Меня тоже допрашивали. Мне повезло больше: всего-то год по тюрьмам. Потом нашелся хороший человек, помог сменить имя и уехать сюда. Но меня засекретили не слишком-то качественно. Еще бы, я не какая-то важная птица. И если Родригес пойдет сдаваться, меня тоже зацепят.

– Дурацкий план.

– У тебя есть получше?

– Конечно. Его предложит Камила.

Веста несколько секунд подумала:

– Ты надеешься, что она вспомнит о твоем знакомстве с Вальдесом? Факт известный, подозрений не вызовет, под этим предлогом мы выведем этих двоих из дома и заманим за город…

– Никаких «за город». Камила дура, но Родригес-то разведчик.

– А где?

– Набережная Франца.

– О! Между прочим, если знать, как там стоят камеры…

– Я знаю. А вот Камила не знает, на какой машине ты ездишь.

– Не знает, – подтвердила Веста. – И?..

– Угони.

Веста прищурилась:

– Родригес слишком осторожен, чтобы сесть в нашу машину или посадить нас в свою. Поэтому мы поедем на твоей, а Камила – с ним.

– А потом мы «сломаемся» у него перед носом? Долорес, дешевый трюк. Он не поведется.

– Поведется. Он же не знает, что на этой набережной почти нет камер.

– А потом нам с этой набережной топать через половину города за своими машинками, которые мы бросим здесь. Я верно поняла, что мы бросим их здесь?