Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сеньора вернулась через четверть часа после меня. Уставшая, опустошенная, но умиротворенная.
– Вы так и ждали меня здесь? Не отходя от машины? Вот на этом солнцепеке?
– Ну что вы, сеньора. Я сходила в деревню и обследовала местные лавки. Здесь очень дешевые продукты, и, кажется, сегодня я устрою себе настоящий пир!
– Пир, – безразлично повторила сеньора.
– О да. Ничего синтетического! Мясо, настоящие травы, немного свежих овощей и превосходное масло.
Сеньора покачала головой. Позволила себе откинуться на спинку сиденья, расслабилась. Сняла шляпку с вуалью. Жестом попросила сигарету.
– У вас неплохой вкус. Если, конечно, вы не считаете мясом курицу.
– Баранина, сеньора Вальдес.
– Неплохо, неплохо… И, конечно, вы пообщались с местными сплетниками?
Интересно, кого она хочет обмануть этим нарочито равнодушным тоном?
– Мне кажется, сеньора Вальдес, – я тяжело вздохнула, – что в этой деревне очень не любят одного человека. Мне не сказали, как его зовут. Но говорят, что к нему часто приезжают несчастные женщины из города. Они приезжают несчастными, а уезжают еще несчастнее. У этого человека очень дурная слава. Люди говорят, он никого не уважает и дерет нос.
– Так и есть, Долорес, так и есть… – пробормотала сеньора. Только тут она заметила, что вертит в пальцах сигарету. Спохватилась, прикурила, затянулась глубоко и уверенно. – Знаете, о чем я думаю?
– Нет, сеньора Вальдес. Откуда бы?
– Вы не похожи лицом на свою маму. Она хорошенькая, но по ней видно низкое происхождение, – отметила сеньора. – А вы другая. Но Боже ты мой, какая трагическая история с вами приключилась! Теперь я понимаю: вы такая странная из-за того, что общались не со сверстниками, а с немногими взрослыми, которые не подвержены предрассудкам.
Я не ответила. Сеньора всячески показывала, как она возмущена дикими нравами.
– Что же, Долорес, – сказала она наконец, – не беспокойтесь, что я стану вас осуждать. Я из тех женщин, которые полагают: дети не должны быть наказаны за грехи родителей. Разумеется, какая-то расплата бывает… Взять хоть меня. Мне приходится платить за грехи моего деда.
– О, – понимающе кивнула я. – Тогда я примерно догадываюсь, чем зарабатывает на жизнь тот мужчина с дурной славой. И почему вся деревня его ненавидит.
– Да. Раньше в эту деревню ездила моя сестра. Но недавно ее муж узнал, куда и зачем она ездит, и запретил ей это делать.
Врет, как дышит. Мне даже интересно стало, сумеет ли она на ходу выдумать историю, которая могла бы поспорить с моей по части достоверности.
– Боюсь, что моему мужу это тоже не понравилось бы. Но больше всего меня пугает мысль, что проведает мой сын.
Ага, в голосе появились искренние нотки. Похоже, действительно боится. Ей нужен посредник, чтобы разрулить эту темную историю, и сейчас благородная дама сделает едва ли не самую большую глупость в своей жизни – попытается купить меня.
– Конечно, сеньора Вальдес.
Она вздрогнула, сообразив, видимо, что ляпнула бестактность в присутствии незаконнорожденной.
– Долорес, я хотела бы, чтобы вы правильно поняли меня.
– О, сеньора Вальдес, разумеется, я понимаю вас. Такие грехи надо прятать от семьи, – добила я ее.
– Об этом я и говорю. О том, что вы, будучи такой же, решите, что я отвергаю… отвергаю эту семью. Тогда как дело совершенно в ином. Я уже говорила, мой сын демократичен. Он слишком демократичен, если вы понимаете, о чем я.
– Понимаю, – весело сказала я. – он уже все уши мне прожужжал о своих взглядах на общественное устройство.
Сеньора нахмурилась:
– Вы как будто смеетесь.
– Нет. Просто, сеньора Вальдес, мне все говорят, будто я простодушна. Только рядом с вашим сыном я чувствую себя стреляным воробьем, так он наивен. Он читал всех тех сумасшедших философов, о которых мне рассказывал дедушка. Мой дедушка правильно смотрел на вещи. Он сразу сказал мне, маленькой, когда я еще в школу не ходила: единственный неоспоримый закон философии звучит как «человеку свойственно ошибаться». И все эти философы, которые считают, что люди равны, они знают много умных слов, но на самом деле глупы как младенцы. Мир не зря устроен так, как он устроен. Люди не могут быть равными уже потому, что они разные. Ну как можно сказать, что солдат равен генералу?! Все равно что сказать, будто падшая женщина равна почтенной матроне. Как может быть равен преступник честному человеку, а какой-нибудь атеист – истово верующему католику? Как может тупой и ограниченный крестьянин, который мог бы чему-то путному научиться, но просто не захотел, быть равным инженеру, или ученому, или правителю?
– Все они равны перед Богом и законом.
– Мой дедушка говорил, что это иллюзия. На самом деле у них совпадают некоторые права и обязанности. Некоторые. И это совпадение не делает людей равными между собой.
– Вы понимаете, Долорес, что у вас очень отсталые взгляды? – сеньора развеселилась.
– А что с меня взять, я же деревенщина.
– Хорошо, что вы умеете подшутить над собой. – Сеньора помолчала. – Мой сын при встрече с вами действительно говорит… обо всей этой чепухе, совершенно не предназначенной для ушей юной девушки?
Я сделала вид, что смутилась:
– Не только о ней, сеньора Вальдес.
– А о чем еще? Говорите, не стесняйтесь, я же его мать.
Я замялась:
– Сеньора Вальдес, такое дело… Правду сказать, я хотела бы вашего совета. Сеньор Энрике… словом, он пригласил меня на прогулку. Верхом. Там будут его друзья, все они дети из почтенных семейств. Думаю, получится очень неловко, если я появлюсь там. Но притом я не знаю, как отказаться вежливо. Чтобы не обидеть сеньора Энрике, ведь он был так добр.
Сеньора сначала не поверила своим ушам. Несколько раз переспросила, как именно меня пригласили, уточнила детали. Покачала красивой головой. И внезапно оживилась, словно ее осенила блестящая идея.
– И зачем же вы хотите отказаться? Разве вы, деревенская девушка, не умеете ездить верхом?
– Сеньора Вальдес, я умею ездить на лошади. Люди говорили, что хорошо умею. Мне даже один раз сказали, что если я найду покровителя, то смогу стать спортсменкой. Без покровителя нельзя, это очень дорогой спорт. Но и спортсмены-конники могут легко разбогатеть. Я целый месяц мечтала, что однажды у моего дома остановится роскошная машина и старый умный человек скажет мне: Долорес, я чувствую, что ты будешь побеждать. Поезжай со мной, я сделаю тебя знаменитой. Но, конечно, все это мечты. Откуда бы в нашей глуши взялись такие люди?
– Так и в чем тогда дело?
– Я не знаю, как принято ездить на таких прогулках. Я-то просто скакала, без седла даже, и еще я умею ладить с лошадками. Умею ухаживать за ними. Однажды бабушка отправила меня в конный поход через горы. Я была слишком молода для похода, и бабушка так устроила, что я ехала под другим именем. Я все время боялась забыть, что меня должны звать Вероника, а не Долорес. Но я справилась. Там был один человек в отряде, он показал мне, как научить лошадку танцевать и выполнять трюки. Он тоже сказал, что у меня хорошо получается. Он раньше был тренером, но состарился и теперь водит походы. Но верховая прогулка – это совсем другое. Там будут важные сеньоры и их утонченные дамы. И тут я – девочка из деревни. Мне кажется, надо мной все станут смеяться. Я даже не знаю, как надо управлять лошадкой на такой прогулке.