– Ничего, – слишком быстро, по мнению Максима, ответил отставной капитан.

– Почему в твоих записях Ланглуа не упоминается?

Анри вцепился пальцами в кожаные подлокотники кресла, его лицо сморщилось, он не отрываясь смотрел на бескрайний сельский пейзаж за окном.

– Может, порция виски освежит твою память? – Максим вдруг поддался поднимавшемуся в душе гневу.

Анри шумно сглотнул и наконец решился:

– Передай мне бутылку – она там, в баре. Раз уж от тебя ничего не скроешь…

Максим нехотя выполнил просьбу; впрочем, он пришел за ответами по текущему расследованию и вовсе не собирался читать дяде мораль.

Экс-жандарм покрутил золотистую жидкость в стакане, понюхал и закрыл глаза, наслаждаясь торфяным ароматом, потом сделал глоток и с удовольствием причмокнул.

– Ланглуа явился в отдел расследований с результатами своих поисков, – снова заговорил Анри. – Признаю, он хорошо поработал, но все же это были одни только гипотезы и догадки, мы не могли позволить себе проверить все направления, на которые он нас наводил.

– Что за гипотезы?

– Максим, это было в две тысячи двенадцатом, через три года после исчезновения Виктории. Все считали, что она давно умерла, а Ланглуа явился в самый неподходящий момент… С сентября мы занимались бойней в Шевалине[16], все силы были брошены на поиски кровожадного преступника.

– Что ты сделал с досье Ланглуа?

– Передал следственному судье, и тот ясно дал понять, что я должен заняться делом несчастной иракской семьи и велосипедиста.

– То есть ты сознательно отверг новые направления расследования? Вот так просто? Почему? Волновался за свою безупречную карьеру?

Анри смотрел прямо перед собой, упорно не желая встречаться взглядом с обвиняющими черными глазами племянника. В конце концов Максим сдался и рухнул в кресло, стоявшее напротив.

– Я спрашиваю себя, сколько раз ты нарушал правила и не попадался, – процедил он сквозь зубы.

Анри сделал большой медленный глоток, зажмурился от удовольствия, дал обжигающей жидкости стечь в горло, открыл глаза и снова взглянул на Максима.

– Где бы ты сейчас был, не нарушь я устав двадцать лет назад, а?

Жгучее чувство вины пронзило сердце Максима. В памяти яркими вспышками всплывали пугающие картины. Секта; толпа жандармов обыскивает владения Детей Гайи; Элоди; расставание с родителями. Максиму исполнилось четырнадцать, его сестра была уже совершеннолетней. Анри спас их, вырвал из смертоносных когтей секты, в которую родители вовлекли детей против их воли. В качестве шефа отдела расследований он использовал все бывшие в его распоряжении средства, чтобы помочь племянникам. Но Элоди отказалась бросить мать.

Элоди. Следовало рассказать о ней дяде, но Максимом владели гнев и душевная боль, и он никак не мог себя заставить. Не сейчас.

Неожиданно Анри нарушил молчание:

– Я выполнил указания судебного следователя. Все СМИ писали и говорили о Шевалине, интерес к делу Савиньи постепенно угасал, нужно было выбирать.

Максим распрямился, словно решил что-то сказать, но его дядя продолжил:

– Я вовсе не говорю, что дело пустили на самотек, но теперь ты не хуже меня знаешь, как загружены работой жандармы! Открываются все новые расследования, а силы наши не бесконечны. Перед выходом в отставку я составил новый акт и вложил его в дело, чтобы отодвинуть срок давности.

– А куда девались материалы Ланглуа?

– Не помню, – покачал головой Анри.

Максим, неотрывно следивший за его жестами, решил, что он не врет.

– Но ты хоть помнишь, что там было?

– Трудно сказать точно, целая вечность прошла, но это имело отношение к Италии, так что потребовались бы просто нереальные административные запросы. У нас в любом случае не хватило бы людей, чтобы действовать за границей, а тут как по волшебству подвалило четверное убийство, достойное стать сюжетом крутейшего триллера.

– Как Ланглуа свернул на Италию? – спросил Максим.

– Его навел на эту мысль почтовый штемпель на конвертах.

Максим вскочил и кинулся к выходу. Изумленный Анри побежал следом, остановился на крыльце и увидел, как племянник мчится по гравию к своей машине, поворачивается и кричит, срывая голос на ветру:

– Элоди вернулась! Она у меня дома. Если хочешь ее увидеть…

Максим нырнул на сиденье и стартовал, оставив за спиной плачущего Анри.

* * *

Оказавшись в конце переулка, идущего от дома дяди, Максим посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что на выезде на главный проспект к нему приклеился автомобиль, пропустив вперед несколько машин.

Он прекрасно знал, кто установил за ним слежку.

23

Максим торопливо взбежал на крыльцо перед входом в отдел расследований, но внезапно его остановили мощным захватом и окриком:

– Где ты был?

Монсо медленно обернулся:

– Тебе это прекрасно известно, Борис. В следующий раз, если надумаешь следить, выбери тачку, которую я никогда не видел.

Глаза Павловски гневно сверкнули, ноздри раздулись, как у дракона, вознамерившегося полыхнуть огнем. На Максима это впечатления не произвело.

– Не будем устраивать бесплатный цирк для коллег, – спокойно предложил он. – Отцепись и иди за мной, есть новости.

Довольная улыбка Максима бесила Бориса, но его напарник был прав: им следовало держать себя в руках. Войдя в бригаду, Монсо встретился взглядом с улыбнувшейся ему Эммой. Ахмед, сидевший за соседним столом с телефоном возле уха, грыз колпачок ручки и терпеливо ждал, когда собеседник соизволит продолжить поставленный на паузу разговор; потом он откинулся на спинку стула и включил громкую связь. Звучала какая-то классика.

– Привет, Максим, – поздоровался Буабид.

– Вы с Эммой занимались анонимными письмами, которые присылали матери Савиньи? – с ходу спросил тот.

Услышав свое имя, Эмма подошла; Ахмед как раз открыл рот, чтобы ответить, но тут из трубки раздалось хриплое «алло», призывая его продолжить разговор. Максиму ответила Эмма:

– Да, мы сделали копии, они на моем столе. Хочешь взглянуть?

– Вообще-то, меня интересуют оригиналы, но не писем, а конвертов.

Вернувшийся за свой стол Борис вытянул шею над монитором, следя за разговором.

– Их мы тоже скопировали, – сказала Эмма. – Конверты в лаборатории, вряд ли там найдут что-нибудь интересное. – Она пожала плечами.

Максим втиснулся в закуток Эммы, и она открыла светлую картонную папку, лежавшую поверх кипы бумаг.

– Ты ищешь что-то конкретное? – спросила она.

– Почтовые штемпели, – ответил он, склоняясь над копиями.

Эмма подавила смешок:

– Лавашей.

– Что? – Максим резко выпрямился.

– Ты опоздал к раздаче, дружок!

Она повернулась чуть вправо, сложила ладони рупором и окликнула Гора:

– Патрик, можешь объяснить Максиму топографию?

Великан поднялся со скрипнувшего от облегчения стула и подошел, а Максим махнул рукой Борису.

– Письма отправлены из крошечной деревушки Лавашей, – начал Гора. – Это в Италии, в долине, примыкающей к Монблану, недалеко от Курмайора[17]. Вы спросите: «Ну и что