Бандит ссутулился, обхватил себя за плечи и зашагал по аппарели, оставляя мокрые следы.

— Впустите меня! — попросил он.

— А ты кто такой? — спросило одно лицо, когда бандит оказался на железной плите перед дырой.

— Путник я!

— Что еще за путник?

— Ну — странник.

— И как здесь очутился, странник? — хмыкнуло другое лицо, небритое и с мешками под глазами.

— Мы караваном шли, небольшим, — запинаясь, стал рассказывать Дерюжка. — Я охранником был. Наемник я, торговец, хозяин каравана нанял. Людоеды на нас напали. Ну и…

— А что это за выстрелы там были? — перебило третье лицо. В отличие от первых двух, выглядело оно настороженно и смотрело на гостя с подозрением. — И почему колонна наша движется?

«Наша»? Дерюжка повнимательнее пригляделся к лицам. Первые два — местные охранники, смекнул он, то есть эти, как их… прокторы. А третье, стало быть, харьковчанин. Да что же это происходит на Корабле, почему вход прокторы вместе с цеховыми бойцами охраняют?

— Так людоеды же, — ответил он на вопрос третьего лица. — Они караван остановили, ну я и смылся. Одного кочевого из седла выбил и на манисе его уехал. Они за мной. Уже возле озера нагнали, маниса подстрелили из трубок своих, я упал, покатился, вдруг!.. — Дерюжка врал убедительно и вдохновенно, размахивая руками. — Вдруг — пар кругом! Белое все…

— Это ты в долину гейзеров попал, — пояснило небритое лицо.

— Попал! — закивал бандит. — Слышу — выстрелы сзади. Наверное, людоеды на вашу колонну наткнулись. А яиз пара выскочил, да и в воду…

— Много дикарей? — перебил харьковский.

Бандит замотал головой.

— Не! Их и там-то… — он махнул рукой в сторону, где якобы остался торговый караван, — не сильно много было, а за мной всего несколько погнались. Ну, меньше десяти точно.

Лица переглянулись.

— Так ж что вы, ежели людоедов немного, караван не отбили? — спросило первое презрительно. — Вот ты — наемник, а бежишь, вместо того, чтобы драться.

Дерюжка развел руками.

— Да я, понимаете, впервые на такую работу нанялся, раньше-то батрачил больше. Ну и вот…

— Чей караван? — осведомилось харьковское лицо.

— Чечени из Дворца, — не моргнув глазом, выпалил бандит.

Лица снова переглянулись.

— Не слыхали о таком, — сообщило небритое. — И что ты теперь собираешься делать, наемник?

— Так в Корабль хочу, — удивился Дерюжка. — Впустите!

— А чего нам тебя пускать?

— Так ведь… — он растерялся, не зная, что сказать. — Ну, это ж Корабль! В него все заходят, кто через пустыню идет… Почему вы меня не пускаете?

— Потому что комендантский час! — со значением пояснило небритое лицо и, покосившись на харьковчанина, добавило: — Из-за этих вот.

— Чего комендантское? — не понял бандит. — Какой еще час?

— Не «чиво», а так это называется. Обыски щас на Корабле и всякое такое, потому никого вовнутрь не пускаем.

И тут Дерюжка понял, что им надо. И почему прокторы так выжидающе смотрят на него. А он-то хотел сэкономить, а хозяину сказать, что потратил серебро… Эх!

— Пропустите! — повторил он. — У меня монета есть!

— Одна? — уточнило небритое лицо.

— Большая? — оживилось другое.

— Большая! — кивнул Дерюжка. — Серебряная!

Небритое сказало:

— Не, мало. Нас же двое.

— Больше нету, — насупился бандит.

— А ты поищи.

Ползуна тебе за пазуху, а не две монеты, озлобленно подумал Дерюга. Похлопал себя по карманам, сунул в них руки и покачал головой.

— Нету больше.

Прокторы снова переглянулись.

— Так нам что, одну на троих делить? — спросил небритый.

Цеховой боец отвернулся, давая понять, что не участвует в этих играх, после чего все трое убрались из просвета над плитой. Вскоре она со скрипом поползла вбок. Дерюжка, не опуская руки, поспешил вперед, и как только вошел в гулкое нутро Корабля, перед ним предстал небритый проктор, оказавшийся коротышкой в шортах и пятнистой темно-синей куртке. Остальные двое, слезшие с железной полки, приваренной в верхней части плиты, налегли на нее и стали толкать обратно, закрывая проход.

Дерюжка оказался в начале короткого просторного коридора, состоящего из жестяных перегородок. На другом его конце под раскрытыми воротами стояли трое харьковчан в желто-зеленой форме, с автоматами в руках.

Коротышка, забрав монету, кивнул в сторону харьковских бойцов.

— Иди, они тебя не остановят.

Дерюжка уже и сам смекнул: деньги с него слупили почем зря, на самом деле пропускать людей внутрь Корабля не запрещено, а вход перекрыт наоборот, чтобы никто не покинул его без разрешения. Кого-то, стало быть, тут харьковские ищут, договорившись с прокторами, то есть никакой это не наезд на чужой оружейный рынок, а скорее уж облава.

Ну и ладно, решил бандит, мне бы только хлопцев отсюда вывести.

— Эй, стой! — окликнул его хмурый боец, дежуривший вместе с прокторами у плиты. — Людоедов там точно немного?

— Да четверо всего! Ну, может, шестеро… И еще ж я одного подстрелил, пока они за мной гнались.

Цеховой с подозрением глядел на него, но возражать не стал — видно, они не получили никаких указаний насчет людей, желающих войти в Корабль, только насчет тех, кто хотел его покинуть.

Дерюжка стащил ботинки, вылил из них воду, обулся и зашагал по жестяному коридору, размышляя, что главное для него теперь побыстрее добраться до отсека, где Макота оставил бандитов, которых не взял с собой в путешествие к Разлому.

* * *

Чем дальше на север, тем оживленней делалось движение внизу. Ставро вел «Крафт» так, чтобы не приближаться к оживленным трактам, и караваны казались сверху черными змейками, которые струятся по светлым полоскам дорог. За змейками тянулись шлейфы желтой пыли.

Потом впереди показались струйки дыма, косо встающие над плоской равниной. Эти были куда жиже, чем дымное облако, нависшее над Херсоном, и «Крафт» не стал менять курс. Когда термоплан достиг основания дымного столба, костер внизу уже догорал. Небольшой завалившийся набок самоход едва чадил, в стороне горели два сендера: один жарко пылал, другой казался целым, и струйка серого дыма над ним была совсем жидкая.

— Кетчеры напали на караван, — со знанием дела пояснил Белорус. — Да в этот раз не заладилось у них, отбились торговцы. Бросили грузовик и ушли. Даже ненадолго задерживаться не стали, что-то их дальше гонит.

— Кетчеры — необычное слово, — заметил Туран. — Почему их так зовут?