относятся к магистральным в генезисе правовых теорий и, скажем так, не обладают особой глубиной, но по идеологическому потенциалу, который был уже далее реализован на их основе (не самими авторами), они оказались имеющими огромное и зачастую недооцениваемое историческое значение. Чуть поясним: эти идеи просто совпали с общим смысловым запросом, образованным исторической трансформацией, происходившей в это время.

Сам теоретический принцип, собственно образовавший либерализм, был провозглашен Б. Констаном в небольшой работе, изданной в 1819 г., «О свободе древних в сравнении с Новым временем». Констан противопоставляет понимание свободы в античности пониманию свободы современными людьми (т. е. людьми Нового времени). Свобода для древних это участие в общественной жизни (политическая свобода), а свобода для современных это безопасность в обеспечении частных удовольствий. Констан пишет: «Целью древних было совместное участие в социальной власти всех граждан: это было то, что они называли свободой. Цель современных людей в безопасности частных удовольствий, и они называют свободой гарантии, предоставляемые учреждениями для этих удовольствий». Констан провозглашает в качестве ценности и ставит на первое место свободу удовольствий (личную свободу), а политическую свободу — на второе место, в позицию условия (гарантий) для первой.

Это диаметрально противоположно пониманию свободы у предшественника Констана Монтескье. У Монтескье, как в античности и во всей классической традиции, прямо наоборот: ценностью постулируется политическая свобода, которая, напомним, определяется как возможность делать то, что должно хотеть (причем с пояснением, что «свобода состоит совсем не в том, чтобы делать то, что захочется»), а личная свобода (безопасность) является условием для этой ценности. Противоположность налицо.

Здесь не просто логическая противоположность, но нечто большее — противоположность фундаментально мировоззренческая. В предшествующей истории в высших образцах философии и культуры ценностью ставилось участие в общественном деле — принятие решений об общем благе и доступ к нему, а личные комфорт и безопасность понимались как средство. Главное — дело, разумное, исторически целенаправленное движение, а удовольствия и комфорт суть физические и психологические условия для этого, причем разумно ограниченные. Таков античный и классический идеал. У Констана стороны меняются местами. Ценность — удовольствия, т. е. в принципе ничем не ограниченные, инстинктивно-психологические и по определению индивидуальные стремления, а все общественные разумные дела нужны только в качестве гарантий их обеспечения. Вот он, образующий либерализм концептуальный и ценностный разворот.

Дж. Бентам является основоположником либерализма наряду с Констаном (хронологически даже прежде него), но со спецификой, несколько боковым образом, вследствие чего приоритет в основании либерализма остается у Констана. Спецификой у Бентама является то, что напрямую он отрицает свободу, даже не стесняясь в выражениях и называя чепухой. Бентам, будучи позитивистом и утилитаристом, провозглашает в качестве базовой общественной ценности пользу. Но польза у Бентама подчинена «принципу счастья», который определяется следующим образом, внимание: преобладание удовольствий над страданиями. Получается ни что иное как та же самая констановская личная свобода — гарантии получения частных удовольствий, и чисто терминологическая игра Бентама приводит к той же сути, которую предельно просто формулирует Констан.

Если свести либерализм к главному в нем признаку, причем не на политико-социальном, а на фундаментальном, т. е. предельно абстрактном и поэтому предельно общем уровне, то это будет следующее: приоритет частного над общим. Скажем даже так. Если не знать прочие атрибуты либерализма и пользоваться только этим ограничивающим его признаком, то ни в каком случае невозможно будет ошибиться, говоря: либерализм это приоритет частного над общим. Это его суть, сама его центральная, главенствующая идея.

Приоритет второстепенных признаков над сущностью, деталей — над общим смыслом, фактов — над идеей, единичных вещей — над классом, частных мнений — над общей истиной, частного интереса — над общим благом, единичных случайных влечений — над главной жизненной задачей — все это либерализм. Это настолько глубокая вещь, что проявляется даже на бытовом уровне. Человек, не закрывая за собой дверь и пуская холод, говорит «я не обязан, это не мое дело»; при посадке в самолет пассажиры рассаживаются не по семейному принципу, что логично и есть очевидная истина в данной ситуации, а по принципу «кто раньше нажал на кнопку» (понятно, что семейному за всех членов семьи это делать дольше, чем одинокому) — и здесь частный интерес оказывается выше рациональной истины; двусмысленный рекламный слоган «уступи соблазну», провозглашающий приоритет частного, случайного влечения (удовольствия) над общими принципами. И т. п.

К политической свободе (приоритету должного, т. е. разумного, по Монтескье), к классическим республиканским ценностям, стержневым концептом которых является общее благо, все это не имеет никакого отношения. Когда либерализм, как идеология частных интересов и удовольствий, ассоциируется с классическими республиканскими учениями, такими как учения Руссо и Монтескье, происходит ошибка, в своей очевидности просто нелепая. Ошибка происходит от неумения различать термины «политическая свобода» и «личная свобода», просто на уровне слов: раз тут про свободу и здесь про свободу, значит — возникает ошибочный вывод — имеет место одно и то же. Это ошибка является наиболее частой в понимании либерализма и, пожалуй, самой распространенной в истории идеологий вообще. Уже второстепенными в возникновении этой ошибки являются лингвистические и исторические обстоятельства, поспособствовавшие ее распространению (да, в 19-м столетии в салонах европейских обществ, а также в литературе принято было называть «либеральными» как раз республиканские взгляды в противопоставлении монархическим).

Мы сказали в определении, что онтологической основой либерализма является номинализм. Номинализм это онтологическая идеалистическая концепция, в рамках которой сущность предмета не обладает приоритетом над второстепенными признаками (акциденциями). Примечательно и важно, что номинализм возникает еще в античности — в древнегреческой софистике, известной нам по началу курса (см. тему 2). Это означает, что корни либерализма находятся там же. Помните тезис о невозможности истины и вытекающем из этого равенстве мнений. Это и есть проявление номиналистического приоритета частного над общим (истина — всегда общее) и предвестие либерализма. Приведем упрощенный и абстрактный пример. Допустим, один человек говорит, что 2* 2 = 4, другой, что 2* 2 = 3, а третий, что 2* 2 = 10. С точки зрения номинализма здесь истины нет, и имеют право быть все эти утверждения (все зависит, так сказать, от частного конкретного случая). Важна не истина, говорит на этой основе либерализм, а сама возможность, сама воля высказывать мнение, каким бы оно ни было.

В экономическом аспекте либерализм основывается на приоритете частного блага (бизнеса, капитала) над общим. Это ничто иное как принцип, известный под термином «капитализм». Капитализм это экономическое лицо либерализма, и не просто внутренняя в нем отрасль, но идеологически важный момент, на котором отчасти базируется либеральная позиция в целом. Этот момент связан с вопросом, который мы