— Тогда поедем на моей, — пожал плечами Моджеевский. — Кофе будешь?

— Буду, — пробормотала Юлька, на мгновение вглядевшись в картину, которая открылась только сейчас. Царевич с печеньем и сыром. И Богдан у плиты. По-прежнему в отцовском халате. Какая-то совершенно фантастическая мизансцена, как если бы вчера она легла спать в привычном обычном мире, а проснулась в совершенно другой реальности, в которой Моджеевский и Андрюша — вместе завтракают, пока она собирается. Но штука в том, что и когда она ложилась — совсем ничего обычного и привычного не было. Потому что через стенку ночевал Бодя. Ее Бодя. А она сама не совсем понимала, что это они такое оба вытворяют. Почему она продолжает играть. Почему он принимает правила этой игры.

Но вместо того, чтобы проговорить ему что-то вразумительное, она только пробормотала:

— Если что, новую зубную щетку я тебе поставила.

И снова скрылась в комнате. Вернулась уже одетая и сосредоточенная. Пила подсунутый Богданом кофе и наблюдала, как тот уплетает яйца, очищая желтки и для Андрея. И, наверное, если бы не сын, она чувствовала бы себя еще более странно, чем это могло бы быть, окажись они сейчас наедине. Но сын был. Сын между делом сообщил ей, что дядя Бодя, оказывается, спал в его комнате. И Юля, исключительно для него изображая удивленное лицо, выбирала чем ей заморочиться прямо сейчас: тем, как сказать ему, что Бодя — никакой не дядя, а папа, или тем, что пора бы перестать кормить его по утрам, потому что потом он не ест в саду. Между этими двумя мороками выбрала вторую и решила приступить завтра же.

Завтра же. Интересно, после первого «семейного утра» — завтра будет второе?

В конце концов, покончив с завтраком, они выбрались из квартиры. Все втроем. Под оживленный Андрюшин щебет. А Юлька только и успевала, что оглядываться по сторонам, чтобы не напороться на кого-то знакомого. И им даже повезло — во дворе никого не было.

А вот стоило выйти за калитку — везение закончилось.

С противоположной стороны улицы проезжую часть им навстречу перебегала давешняя тетя Валя. А увидав, очень обрадовалась и прям с середины дороги что-то принялась им приветственно вопить, энергично размахивая руками.

— Мы ее не видим, не оглядываемся, — процедила сквозь зубы Юлька, упаковывая в машину Андрея и отмечая про себя, что нужно, наверное, подумать про новое автокресло. А когда проскользнула в салон сама, оказавшись на заднем сидении и видя полупрофиль Богдана, вдруг подумала, что давно не ершилась. И потому торжественно проговорила: — Но от сада до магазина я пешком!

… она ершилась еще несколько последующих дней

С завидным постоянством она ершилась еще несколько последующих дней. Богдан наблюдал с напускным равнодушием и, чувствуя себя свободным от обязательств, потому что как честный человек о своих намерениях предупреждал заранее, подходил к решению их проблем своими методами.

Именно с этой целью одним жизнерадостным утром в кабинете Моджеевского, залитом ярким солнечным светом, находился руководитель юридической службы корпорации в окружении чашки кофе, папки с документами и заинтересованного, вдохновленного генерального.

Главный юрист докладывал обо всех положительных и не очень нюансах в сложившейся ситуации наличия чужой жены и нечужого ребенка. И тоже изображал приступ вдохновения во имя хлеба с маслом и красной икры, которые мог себе позволить за заработную плату, назначенную ему господином Моджеевским.

— Есть шанс решить миром? — поинтересовался правовед, разложив по полочкам имеющиеся у него данные.

— Скорее нет, чем да, — констатировал Богдан.

— Тогда положительное решение — дело времени, — проникновенно, с чувством кивнул юрист. — И чем меньше мы сейчас станем давить, тем больше сэкономим времени в дальнейшем.

— Понимаю, — Моджеевский подхватился на ноги и отошел к окну, рассматривая блики, которые солнце разбрасывало по морской глади. — Но я бы хотел, чтобы вы максимально избавили их от лишнего напряжения. Андрей еще маленький, вряд ли сильно поймет. А вот Юля… Можно как-то уменьшить их взаимоотношения?

— Можно. При условии, что госпожа Малич согласится на мое представительство в судебном разбирательстве. Но если господин Ярославцев станет требовать ее личного присутствия, то их встреча, скорее всего, станет неизбежной.

Такой расклад не устраивал Богдана, но он и сам понимал, что если Яр упрется — а он упрется — то легко и быстро не получится. Преимуществ, конечно, больше у Моджеевского. Но именно времени-то и жалко…

— С чего начинать — вы знаете, — сказал генеральный, заканчивая разговор, и вернулся обратно к столу.

— Я понял, Богдан Романович, — проговорил начальник юридической службы на прощанье.

Но продумать теперь уже в одиночестве возможные подводные камни грядущего процесса века Моджеевскому не дали. Не успела дверь закрыться за адвокатом, как она тут же снова открылась и взору брата явила себя Татьяна Романовна Четинкая, в девичестве Моджеевская.

— Привет! — весело бросила она и порхнула через кабинет радостно-взъерошенной бабочкой. Ее волосы, шубка и не поддающаяся точному описанию обувь были пушистыми и яркими. От всего вида Тани кабинет наполнился ощущением весны и тепла и ароматом крайне сложного парфюма.

Богдан крякнул от неожиданности. За все то время, что он обретался в компании, сестра почтила его визитом на работе впервые. И тут же он крякнул во второй раз, когда перед его носом на столе оказалась ярко-красная сетчатая авоська с фруктами в узловатой кожуре зеленовато-желтого цвета и определенно цитрусового происхождения.

— Эт че? — поинтересовался он, ткнув пальцем в гостинец.

— Это агли, олух, — провела ликбез Таня и устроилась на стуле прямо напротив брата. — Весна на дворе, витамины необходимы. А мне необходим чай.

— А тебе больше чаю выпить негде, — беззлобно фыркнул тот, но напиток организовал.

И пока Алена устраивала перед Татьяной поднос с чашкой, заварником и всегда имеющимся на непредвиденный случай угощением, та с интересом вертела головой, осматриваясь в кабинете.

— У тебя тут ничего… миленько, — выдала она приговор, когда осталась, наконец, с Бодей наедине.

— Ты явилась сообщить мне свое авториетное мнение? — откровенно рассмеялся он.

— Не-а, — не менее откровенно скривила мордочку Танька и отхлебнула чая.